Развод по залёту - стр. 3
— И ничего, справилась, — визгливо укоризненно добавляет она, высыпая горсть грязного немытого изюма в творог.
Я лишь скромно молчу в ответ.
— Сколько мужчин за мной ухаживали! — с победным видом смотрит она на меня, как будто пытается доказать свою святую непорочность. — Но для меня всегда был на первом месте Женечка, а не какие-то там потрахушки! — смотрит она своими блёклыми глазами на меня, и я лишь стискиваю сильнее ручку кофейной турки.
Она не сможет спровоцировать меня.
Потрахушки.
Это на что только эта дрянь вообще намекает?!
И словно прочитав мои мысли, свекровь продолжает:
— И работа у меня была достойная. Да, задницей я, может быть, не вертела перед мужиками, зато зарабатывала свои деньги по-честному. Своим умом и знаниями.
И она победоносно смотрит на меня.
Уела.
Да она задолбала меня!
Но я не зря регулярно занимаюсь медитацией. И я лишь со сдержанной улыбкой киваю ей в ответ:
— Да, да, я вас отлично понимаю. Антонина Ларионовна. У нас в университет авиации тоже не брали девочек, которые не соответствовали определённым стандартам. Самым высоким… Мы же представляем страну на самом высоком уровне. Всё должно соответствовать.
— Знаю я эти стандарты, — бубнит свекровь сквозь зубы, выливая на раскалённую сковородку полбутылки самого дешёвого подсолнечного масла.
Я морщусь: в наше время и младенец знает, что жареное вредно. И я для своего Жени всё готовлю только на оливковом. А готовлю я, кстати, отменно. Да только зачем, если мой любящий муж специально просит меня поручать это всё нашей Леночке?
— Да, самые высокие, — с невозмутимой улыбкой подтверждаю я. Мы ведь должны и эвакуацию пассажиров суметь организовать, и горящий самолёт посадить, и первую помощь оказать, если потребуется.
— Да, да, конечно, Рада, — соглашается Антонина Ларионовна, и мне чудится, что из её поганого рта высовывается раздвоенное жало. — И пассажиров удовлетворить по высшему классу, если необходимо. Мы все это прекрасно знаем.
Спокойствие, главное спокойствие! Вдох-выдох.
— И вот столько мужчин вокруг меня вилось, — плюхает она первый кусок теста в шкворчащее масло, и жирные брызги разлетаются по всей итальянской плитке, стекая лоснящимися подтёками по стене. — Но я всегда думала о том, как же мой сын воспримет то, что его мать променяла его отца на какого-то там… — она так и не находит слов, чтобы правильно описать мужчин, которые, по её словам, за ней увивались.
— Сочувствую, — и без тени сочувствия в голосе хмыкаю я. — Должно быть очень тяжело быть всегда приклеенной к ребёнку и посвящать ему всю себя, без остатка. Но ведь сейчас ведь у вас столько свободного времени. И Женя под моей заботой. Могли бы расслабиться, — добавляю я и вижу, как второй кусок сырника летит в сковородку.