Развод. Ошибку не прощают - стр. 23
- Андрей, мне пора.
- Не пора! Не пора. Ира, я по тебе скучаю, – отчаянно давит. – Что мне сделать, чтобы поверила? Днем и ночью о тебе и Варе думаю. Не могу без вас.
Вот так по кровоточащей ране полосует не жалея. Неужели не понимает, что еле на ногах держусь? Он же знает, как переживаю трудное, не показывая.
Знает, что чем сильнее уничтожена, тем больше закупориваюсь. Почему бьет по больному прицельно?
- А я могу.
- Врешь. Ты любила меня, Ир. С ума сходила.
- Вот именно! Любила! А теперь нет.
- Не верю.
- Твое дело. Пусти, пора идти.
- Да посмотри же на меня!
Особые нотки в голосе колеблют и пробивают почву под ногами. Против воли подчиняюсь, не могу ничего поделать. Андрей дотрагивается, тут же током пробивает. Поднимает подбородок, ловит взгляд.
Мутно, приторно, жарко. Страшно, зябко, волнующе.
Не выдерживаю натиска и вновь ресницы падают, спасая от жара. Плавлюсь.
- Не могу, – сквозь сжатые зубы воздух толкает. – Ты… Я тебя…
В момент, когда набрасывается на мой рот, погибаю. В абсолютно пустом помещении слышу грозу, шум грома сотрясает сознание, выбивая за запредельную черту запрета.
***
Даю большую главу) Следующая прода 1 января.
****
Вот такая реакция Ковалева, девочки....
11. 11
Как только целую, взрываюсь в буквальном смысле. Разносит в щепки, разматывает вхлам. Я, блядь, умираю прямо сейчас. Долго не трогал ее. Как же долго! На миг отрываюсь. Хочу видеть реакцию. Кроме сумбурного дыхания ничего не улавливаю.
Не даю одуматься, вновь набрасываюсь. Придавливаю к стене, надежно держу. От тесного контакта кровь закипает сильнее. Бурлит, огромными пузырями лопается. Терзаю рот, кусаю губы и вновь одержимо ласкаю.
Не контролирую почти ничего, просто как оголтелый пиздюк хочу, чтобы ощущения не заканчивались.
- Горячая. Сладкая. Скучаю.
Толкаю мелкими выходами. Едва хапнув кислорода, тянусь снова и снова за дозой. Мне плевать, что Ириша почти не отвечает. Вцепилась в запястья и судорожно сдавив, почти задыхается. Не даю крошечного шанса на отступление. Замыкая кольцо, отсекаю побег.
- Ты не имеешь права меня целовать.
Измученный выдох вибрирует зудом на распаленных губах. Располосованным юзом елозит. Почти что больно, но какая же нужная эта боль. Туман в голове сгущается. Ирина, чтобы не говорила тоже дрожит. Я же легкие как кузнечные меха надуваю до предела, кольцую жену цепко, пальцы отдают колким ознобом.
- Не смеши, – затягиваю паузу. – Я не только целовать хочу. Не только!
- Не смей!
Зажимаю руки в капкан, затискиваю над головой. Лезу напролом, присасываюсь к шее. Под задушенных стон прохожусь по воспаленной коже. Волочет от того, что недоступна теперь. Не моя.