Развод не повод расставаться - стр. 12
— Выпьешь со мной? — Взмахиваю бутылкой. — Для храбрости... Я врачей охренеть, как боюсь.
— Можно я не буду?
— Трезвым я туда не пойду!
6. Глава 6
Ульяна
Мне совершенно нельзя пить!
Во-первых, я не понимаю, в какой момент закончится лёгкое веселье и накроет по-взрослому. Во-вторых, исходя из того, как быстро вино ударило в голову, мне достаточно понюхать пробку.
А Демьян мне подсунул что-то и вовсе за гранью! У меня от первого же глотка спёрло дыхание и сгорел пищевод вместе с мозгом. Потому что других причин повторить я не знаю.
— Ну вот. Я же говорил! Второй раз пойдёт легче, — комментирует он, гладя меня по спине. Я не могу возразить, вытираю выступившие слёзы.
— Нет-нет! Я больше пить не буду! — Обеими руками отталкиваю протянутую бутылку.
Демьян не настаивает, сам делает несколько больших глотков из горла и смачно впивается горьким, хмельным поцелуем мне в губы. По-звериному вылизывает мой язык и нёбо… жарко, жадно, напористо, на секунду не давая мне прийти в себя!
— Чем займёмся? — бормочет он отрывисто, придерживая ладонью мой затылок и оттягивая пряди волос, пропущенные между пальцами, чтобы удобнее было мне... ему?.. Мысли путаются, я уже мало что соображаю.
— Отвези меня, пожалуйста, в гостиницу, — прошу торопливо, не давая себе шанса передумать, не отрывая жадных губ от его скул, челюсти, подбородка... пробуя каждый участок кожи, с бешено колотящимся сердцем и одурманенным его порочным веяньем сознанием.
— Сейчас… сейчас, малыш… ещё минуточку… — смутно доходит его шёпот сквозь дурман возбуждения. И я… боже, я только радуюсь отсрочке, дура!
Сама к нему тянусь, позволяя целовать до помутнения и в промежутках спаивать мне джин с горячих, жёстких губ, стирающих любые протесты ещё до того, как те успевают возникнуть. А их и не остаётся, этих протестов. Только дикое, сумасводящее притяжение, сгущающее туман в голове и отнимающее волю.
Демьян вжимает меня в спинку кресла, терзает мой рот, шею, чувствительное место за ухом, где зарождается сладкая, тягучая дрожь, не прекращающаяся ни на миг, не позволяющая думать, говорить, дышать! Редкие проблески здравого смысла тут же сметаются его диким напором и хриплым, дурманящим шёпотом:
— Не отпущу, и не проси, не могу… К чёрту гостиницу… Иди ко мне…
Меня прошивает зарядом в двести двадцать это его бескомпромиссное "иди ко мне". Как под гипнозом льну к гибкому, сильному телу, не обращая внимания, что давно рассвело и город взорвался будничным шумом, заглядывает в салон из окон, проносящихся мимо машин, стучит нам в стёкла начинающимся ливнем. Это всё где-то там, далеко за пределами накрывшего нас с головой сумасшествия. Мы слишком поглощены друг другом, борьбой с необходимостью как-то держать себя в руках. Но руки вопреки стараниям всё чаще проскальзывают под одежду, впитывают чужое тепло, обжигают.