Развод. Месть. Любовь - стр. 48
Сажусь в подъехавшее такси. Пробки уже рассосались, поэтому ехать мне чуть больше часа. За это время успеваю поговорить с Леной, позвонить маме и успокоить ее. Убедить, что все у меня отлично. Я жива, здорова, хорошо питаюсь, много сплю и не собираюсь падать духом. В конце концов, именно это я и планирую. Продолжать жить. Счастливо жить, назло всем!
Когда машина притормаживает у забора, не утруждаюсь тем, чтобы надеть туфли, которые скинула в такси. Так и шлепаю босиком по зеленой траве. Вот где чувствую колоссальное облегчение. Как мало, оказывается, нужно для счастья, просто снять ненавистные каблуки, которые за весь учебный год и так осточертели.
Просовываю руку в калитку и открываю затвор. Толкаю деревянную изгородь и захожу во двор. Когда поворачиваюсь, чтобы закрыться, застываю с вытянутой рукой. В голове тысячи мыслей в этот момент проносится.
Откуда он знает, где я, ясно без вопросов и объяснений. Ермаков приставил ко мне охранника, ну или слежку, кому как удобнее все это называть.
— Привет, — Дем невесело взмахивает свободной рукой, потому что второй прижимает к себе большой букет пионов. Бледно-розовых, с огромными бутонами.
— Привет, — сглатываю вязкую слюну, во рту почему-то как-то резко становится сухо. — Ты зачем тут?
Демид смотрит на свои наручные часы, потом на меня. Не понимаю, если честно.
— Двенадцать тридцать, — уточняет зачем-то. Словно я спрашивала у него, который час.
— И?
— Ты забыла?
— О чем? — морщу лоб, хаотично пытаясь понять, что он вообще такое несет и что я, блин, должна вспомнить.
Демид толкает калитку. Делает шаг, и тогда моя вытянутая рука упирается ему в грудь.
— С днем рождения, Сашка, — Дёма широко улыбается, а я громко взвизгиваю от раздавшегося первого хлопка.
Темное ночное небо озаряют яркие вспышки разноцветных огней. Я теряю счет залпам. Запрокидываю к небу лицо, на котором застывает маска детского восторга. Губы трогает улыбка. Тело прознают потоки искренней радости. Грудь наливается теплом.
Я забыла о своем дне рождения и даже подумать не могла, что Ермаков не нарушит введенную им же традицию бить салюты в час моего рождения.
На глазах тут же выступают слезы. Грохот стихает, а небо снова затягивает черной дымкой. Опускаю голову и до боли закусываю губы, чтобы не расплакаться.
Демид протягивает мне букет. Касается моих пальцев своими, чуть сжимает. Вздрагиваю и смотрю на него во все глаза.
Сердце совершает еще один удар и уже готово вырваться из груди.
Я не знаю, что делать, не знаю, как реагировать. Все это лишнее, все это не должно заслуживать моего внимания. Умом я это понимаю, но сердце болезненно сжимается и просто умоляет дать Ермакову еще один шанс. Хотя бы на сегодня. Не отталкивать. Не усугублять.