Развод - это больно - стр. 40
– Хотела. Но… знаешь, в жизни есть более важные вещи, чем секс.
– Да? – усмехается Кир. – Например? Только не нужно двигать мне нафталиновые тезисы твоей мамаши про честь, порядочность и прочее…
– А для тебя это все пустые слова, да? – ещё сильнее закипаю я. – Тогда нам точно не по пути.
– Я за свободу выбора. Слышала про такую?
– Я тоже, – вздёргиваю подбородок. – Только выбирать хочу сердцем, а не… вот этим, – киваю на его стояк.
– А…, сердцем, значит. Ну вот объясни ему теперь, что сердце твоё нам помешало.
– Сам… объясни…, – отвожу смущённый взгляд.
Горький смешок.
– Боюсь, эту хрень он не оценит.
– Тогда пойди к какой-нибудь своей “детке”, она точно с ним быстро договорится. А тебе, я так понимаю, всё равно кого трахать у стенки.
– Отлично. То есть ты отправляешь меня к другой бабе?
– Ну ты же “свободный мужик”, “усложнять не любишь”. А я можно, просто лягу спать. У меня голова болит. Потому что, да! Я всё усложняю. Ну вот такая я! Прости.
Смываюсь в спальню, закрываю дверь перед его носом.
– Чёрт! – слышу гулкий удар кулаком по дверному полотну, а следом громкий хлопок входной двери.
Ушёл! Вот и отлично! Вали со своим “поленом” к какой-нибудь доброй девочке. Пусть она пожар тушит!
21. Глава 21.
Просыпаться невозможно тяжело. Голова гудит, виски пульсируют, во рту сухо и мерзко…
В сотый раз проклинаю себя за вчерашний беспредел. В памяти всплывают отдельные самые эпичные фрагменты, за каждый из которых мне хочется провалиться сквозь землю или просто сгореть от стыда дотла.
А еще сегодня на меня наваливается отвратительная действительность, от которой я так неосторожно бежала вчера.
Моей семейной жизни пришёл крах, а как жить дальше самостоятельно, я понятия не имею.
В дверь кто-то настойчиво скребётся и поскуливает. Вдруг дверная ручка опускается, дверь медленно приоткрывается. Первым вламывается восторженный Борюсик, который тут же заскакивает на кровать и уже привычным наглым способом совершает на меня свой слюнявый набег.
– О, Борис, перестань, – пытаюсь увернуться от тёплого языка.
– Борис! – рявкает строго мужской голос. – Фу!
Пёс настороженно прижимает уши, но отступает. Натягиваю одеяло до самого подбородка, рассматривая Кирилла.
Он свеж и, как всегда, хорош собой. Как будто и не было никаких ночных приключений.
– Что, Светик, головка бо–бо? – улыбается во все тридцать два.
– Терпимо, – хмуро бормочу я.
– Да ладно, не заливай. Лежи, сейчас принесу реанимацию. Борис, охраняй!
Уходит, а пёс властно ставит лапу на мою грудь поверх одеяла, и преданно смотрит в глаза.
Через минуту Кир возвращается с деревянным подносом-столиком в руках.