Разум самоубийцы. Почему молодые люди решают умереть - стр. 6

К счастью для нас, многие важные вещи в жизни происходят случайно. Без капельки везения мы были бы весьма несчастными существами. Я спонтанно согласился прочитать лекцию о суициде в больнице святой Пелагии[4], и именно там судьба свела меня с Ханной Зукин, скорбящей матерью. После лекции она подошла ко мне и спросила, есть ли у меня пара минут, после чего взволнованно рассказала мне о недавнем самоубийстве ее сына, врача-адвоката[5]. Ханна буквально сунула мне в руки копию 11-страничной предсмертной записки, написанной рукой ее сына, и задала мне два вопроса. Первый и самый важный касался новой информации, которую я мог предоставить ей, и способов облегчить боль. Второй вопрос, вне всяких сомнений, был порожден ее собственным клиническим интересом: «Как вы оказались вовлеченным в эту пугающую область человеческого самоуничтожения?» Эта женщина сразу заинтересовала меня, и я импульсивно сказал, что попробую помочь ей. А затем, так как считаю себя человеком слова, не смог нарушить обещание. Мне нужно было узнать, смогу ли я пролить свет на этот трагический и загадочный случай. Мы с Ханной сразу договорились о следующей встрече. Очевидно, что на один из вопросов ответить легче, поэтому я начну со второго.

В 1949 году, когда мне было уже за 30, я работал в Нейропсихиатрической больнице для ветеранов в западном Лос-Анджелесе. Однажды доктор Джеймс Рэнкин, директор больницы, вызвал меня к себе и попросил написать два письма с соболезнованиями, под которыми он позже поставил бы подпись. Они предназначались новоиспеченным вдовам, чьи мужья покончили с собой в больнице. Я подумал, что для этого мне будет полезно получить как можно больше информации об умерших, а потому решил съездить в офис коронера[6], расположенный в центре города, и взглянуть на медкарты этих двух мужчин. В первой папке было то, чего я никогда раньше не видел: настоящая предсмертная записка. Во второй ее не было. Во мне разгорелось любопытство, и я провел в офисе коронера весь день, просматривая папки с сотнями дел начала XX века. Я чувствовал себя американским ковбоем, который, возвращаясь пьяным домой, споткнулся и упал в чан с чистым неразбавленным маслом. В тот момент произошло кое-что еще. Ранее, когда я был студентом Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, я посещал курсы логики, основанные на философии Декарта и Джона Стюарта Милля. Тогда я понял, что представляет собой метод различия: вы сравниваете две группы, считая постоянным все, кроме одной переменной. В таком случае вы можете заметить последующие различия между группами и связать их с одной введенной вами переменной. Итак, в офисе коронера тем судьбоносным утром у меня в голове раздался голос Джона Стюарта Милля (это он написал о методе различия в книге «Система логики» в 1883 году), который сказал: «Ты не должен читать эти записки и запоминать их содержание, поскольку в итоге твои предубеждения лишь укоренятся. Тебе следует сравнить их с чем-то похожим, но другим». С чем я мог их сравнить? С чеками из прачечной? Любовными письмами? Деловой перепиской? Нет. Мне нужно было сравнить их с предсмертными записками тех, кто не собирался совершать суицид. Я сразу принял решение, что это будут сфабрикованные предсмертные записки людей, которые не убивали себя.