Разрушу твою жизнь - стр. 42
И мне вдруг сделалось не по себе. Но отчего, сама понять не в состоянии. Тревога разлилась по венам, как у животного, которого гонит охотничий пёс.
– Тебя кто-нибудь тронул? – задаёт вопрос. Его смысл доходит до сознания не сразу.
В памяти всплывает картинка, как тот урод в борделе меня лапал. Должно быть, мои мысли слишком хорошо отобразились на лице, потому что желваки на челюсти Шамиля чётко обозначились.
– Кто? – коротко уточняет чуть тише. И так жутко сделалось от его интонации, что мурашки на моей коже решили сбежать куда подальше.
Отстраняюсь, начиная ощущать покалывание в конечностях и переступая с одной ноги на другую. Однако Шамиль продолжает удерживать меня за предплечья.
– Как ты, меня никто не трогал, – наконец даю членораздельный ответ, а не с членом во рту.
Сжал сильнее, наверняка оставляя ещё одни синяки на моём истерзанном теле. Почти приподнимая от пола до самого своего носа.
В глазах пылающая ярость, но мне совершенно не ясны её причины.
Пытаюсь вырваться из грубых объятий, но лишь потею от натуги. Понимаю, что со стороны мои старания выглядят как бесполезное копошение. Потому что Шамиль ни с места не сдвинулся, ни стальной хватки не ослабил.
– Да не знаю я! Пришёл какой-то мужчина, пытался залезть мне в трусы, – выдаю на одном дыхании, почему-то краснея.
Его пальцы стремятся вниз по телу. Шамиль задирает мою и без того коротенькую юбку на талию, и через секунду его рука накрывает мой лобок. Вздрагиваю, ошарашенно глядя на него.
– Так касался? – ещё один тихий вопрос.
Сглатываю слюну.
Хозяин поглаживает меня, как вздорную уличную кошку. С чёрной шевелюрой. Как у меня на лобке. Только, в отличие от кошки, я кучерявая там. Облизываю пересохшие губы, ожидая, когда его пальцы опустятся ниже. Коснутся клитора. Когда я получу желаемую разрядку. Потому что возбуждение продолжает причинять страдания.
– Нет. Так не касался, – глухо произношу севшим голосом. Ноги становятся ватными, и я сама уже хватаюсь за Шамиля.
Он удовлетворённо отстраняется, лишая сладкого. И наконец до меня доходит, что он продолжит наказывать и дальше. Как долго?
Смотрю на него с ненавистью, едва справляясь с желанием вонзиться ему в шею и вырвать зубами кадык.
Хозяин неторопливо снимает с себя пиджак и накидывает мне на плечи. Пиджак закрывает меня почти до колен, но не скрывает моего развратного вида. Потому что он отпечатался на моём лице. И языке, на котором я ещё чувствовала вкус его спермы.
– Пошли, – берёт меня за запястье, не доверяя ни на гран.
И я следую за ним, минуя пост охраны. Лифт. Рассматриваю себя в его зеркалах. С потёкшей по щекам тушью, размазанной помадой. И где-то во мне должен был бы родиться стыд. Но его нет.