Разорванное пространство - стр. 28
Но это никак не помешало тому, чтобы за время этой короткой паузы на Грейланд нахлынул целый поток чувств – что ее оценивают и делают вывод о ее несостоятельности и что ее отец, или его копия, пытается сообразить, как помягче сообщить дочери, что ей, к сожалению, не по плечу та задача, за которую она взялась.
– Тебе это не по плечу, – прямо сказал Аттавио Шестой. – Но с другой стороны, кто еще, если не ты?
Грейланд шумно выдохнула, только теперь поняв, что затаила дыхание.
– Спасибо, что добавил последнюю часть, – ответила она.
– Я сделал это вовсе не из сочувствия к тебе.
– Знаю. Ты для этого не запрограммирован. Но все равно спасибо.
– Не за что, – ответил Аттавио Шестой. – Насчет убийства твоего родственника – что ты намерена предпринять дальше?
– Напрямую – ничего, – сказала Грейланд. – Этим уже занимаются моя служба безопасности и другие следователи. Как я уже сказала, у меня хватает и более настоятельных забот.
– И все-таки ты пришла ко мне об этом поговорить.
– Я решила, что другой имперо, возможно, что-то знает об убийстве.
– Вряд ли я сообщил тебе нечто такое, чего ты уже не знала.
– Да, – согласилась Грейланд. – Но тебя не существует, так что ты можешь относиться к этому бесстрастно. И думаю, ты прав. Убийство послужило неким намеком. Нужно лишь расшифровать, кому именно.
– Это зависит от того, кто стоял за убийством, – сказал Аттавио Шестой. – И, как ты уже говорила, очевидных подозреваемых нет.
– Нет, – кивнула Грейланд. – Но у меня есть предположение.
Когда Надаше Нохамапитан проснулась, ее переполняла ненависть – в чем в последнее время не было ничего необычного.
Кого же и что она ненавидела сегодня? Что ж, посчитаем.
Для начала она ненавидела собственную каюту. Впрочем, для коробки размером три метра в длину, два метра в ширину и два метра в высоту, в которой ей теперь приходилось существовать, название «каюта» выглядело чрезмерно громким. Тюремная камера, в которой она провела несколько месяцев, была и то больше, да и пахло тут хуже. В каюте имелась складная койка с ремнями, удерживавшими ее обитателя, когда отключались пресс-поля, что случалось нечасто. Матрас на койке, толщиной в два сантиметра, похоже, был сделан из древесно-стружечной плиты и отчаяния, а от спального мешка, которым ее снабдили, несмотря на все заверения, что он почищен и дезинфицирован, воняло так, будто в нем занимались самоудовлетворением десятки одиноких звездолетчиков, оставив разлагаться следы своей бурной деятельности.
В каюте не было ни окон, ни украшений, она, казалось, лишь урывками подключалась к вентиляционной системе, а каждые несколько минут раздавался сводящий с ума звук, напоминавший Надаше хрип подавившегося металлическим леденцом младенца. В первую свою ночь в каюте Надаше тщетно пыталась найти источник этого звука, постепенно доводившего ее до бешенства, пока наконец не застегнулась наглухо в спальном мешке, закрыв уши руками и вдыхая вонь остатков космической спермы, и впала в тревожное забытье.