Разоблачение Клаудии - стр. 3
Парень, который нас познакомил, предупреждал, что район, где она живет, – самый криминальный в городе. Всякий раз, собираясь к ней в гости, он брал с собой пистолет.
Свернув в узкий проулок за домом, я припарковался, как Клаудия и просила, у черного хода. Стоял самый разгар дня, но на улице не было ни души, и я занервничал. Странное чувство – испытывать страх посреди белого дня. Прежде чем выйти, я внимательно огляделся, запер машину и торопливо зашагал к дверям Клаудии.
Она увидела меня в окно. Открыла дверь, чтобы впустить, и на пол вдруг с грохотом что-то упало.
Я чуть было не подпрыгнул со страху.
– Ох, черт! – воскликнула она. – Совсем про него забыла…
Клаудия наклонилась и подняла огромный мясницкий тесак.
– Это еще зачем?! – воскликнул я и попятился, во всех красках представив, как она вонзает клинок мне в грудь.
Клаудия удивленно захлопала глазами.
– Я втыкаю его в щель над дверью: если ночью вдруг вломятся, он упадет и разбудит меня. Эту квартиру уже три раза обворовывали. Я живу одна, и мне очень страшно. Вот и пытаюсь, как могу, обезопаситься.
Глубоко вдохнув несколько раз, я взял себя в руки и зашел в дом, Клаудия заперла замок и воткнула нож на место.
– Располагайтесь пока, – сказала она. – А я на минутку загляну в ванную.
Квартира была однокомнатной, кухонную зону отделяли от спальни и гостиной два шкафа, набитые всякой всячиной: косметикой, шампунями, витаминами, консервами. Пахло ароматным тальком и духами. На комоде висела яркая открытка с толстой жабой и надписью: «Если с утра съесть лягушку, остаток дня обещает быть чудесным».
Слава богу, у этой женщины есть чувство юмора!
Я сдвинул лежащую на диване кипу старых газет со счетами, чтобы освободить себе место, на подлокотник кресла-качалки положил диктофон.
Увидев технику, Клаудия заметно помрачнела.
– Это еще зачем?
– Я всегда работаю с диктофоном. Чтобы иметь потом возможность прослушать наш разговор и убедиться, что я все понял верно.
– Ясно… – протянула она, села в кресло и слишком сильно его качнула. – Я такие штуки не люблю.
Я схватил диктофон, пока тот не упал, и переложил рядом с собой на диван.
– Вы скоро про него забудете.
– Вряд ли. – Она заметно напряглась и заставила себя расслабиться. – Впрочем, приступайте.
– Прежде всего я хотел бы побольше узнать про вас. Расскажите о своем детстве. Как вы росли, в каком окружении?
Клаудия покачала головой.
– Не помню. Детство у меня было несчастным – худшие годы в моей жизни.
Я хотел спросить почему, но, увидев слезы у нее на глазах, промолчал.
Она принялась рассказывать про свой арест, про следствие, про тюрьму, и я вдруг понял, что не я, а Клаудия искусно управляет ходом интервью.