Размышления о богослужении - стр. 10

Вот с этих размышлений начинается вечерня. Мы благодарим Бога за этот мир и просим у Него помощи для того, чтобы этот мир сохранить, для того, чтобы этот мир не разрушить, для того, чтобы не превратить этот мир в выжженную пустыню, для того, чтобы не превратить этот мир в отвратительное болото, как превращено в болото Верхнее Поволжье, там, где некогда был монастырь преподобного Макария Калязинского. Одна только разрушающаяся колокольня торчит из воды некогда водохранилища, а теперь самого настоящего болота. Мы не хотели «ждать милостей от природы». Мы решили взять от нее эти милости сами. В результате мы леса и поля Верхнего Поволжья в болото превратили. Мы уничтожили всё, что только могли уничтожить, и, наверное, не потому, что XX век – это век технического прогресса, но потому, что мы забыли о Боге. Карл Маркс говорит где-то о том, что философы до сих пор пытались объяснить мир, а дело заключается в том, чтобы его переделать[4]. Вот мы и начали переделывать Божье творение без Бога, и переделывать начали только по одной причине: потому что мы забыли об ответственности, к которой Бог нас призывает, о той ответственности за мир, которая лежит в основе самого существования рода человеческого. Мы в ответе за этот мир. Я всегда думаю об этом, когда вслушиваюсь в слова 103-го псалма или когда читаю его сам вечерами по книжке или по памяти.

Прочитан псалом, начинается пение 140-го псалма «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя!» после ектении, которую священник произносит перед Царскими вратами. И во время этого псалма совершается каждение. Как дым, который некогда поднимался от лица земли, только что сотворенной Богом, поднимается к небесам кадильный дым – как пар, восходящий от лица земли. Мы всё еще вспоминаем о первых страницах книги Бытия, мы всё еще вспоминаем о той первой странице истории человечества, когда юный еще человек глядел на этот мир. Вспоминаем и просим у Господа сил, и просим у Господа мудрости, и терпения, и смирения. И, наверное, именно с этими чувствами писал некогда либо священномученик Афиноген, которому иногда приписывается эта песнь, либо кто-то другой, неизвестный нам по имени святой или мученик, песнь «Свете тихий святыя славы безсмертнаго Отца Небеснаго».

Я только хочу вам напомнить, если вы об этом знаете, и рассказать, если вы не знаете об этом, что на самом деле этот свет не тихий, а радостный: ἱλαρуν – это значит «радостный». Радостный свет святой славы бессмертного Отца Небесного. Тот свет, который нам открывает Христос, – действительно радостный свет. И невозможно не радоваться, когда в эти предвечерние часы смотришь на землю, открывающуюся перед твоими глазами.