Разлюбовь, или Злое золото неба - стр. 9

Я приехал к себе в институт к середине второй пары и три с лишним часа добросовестно конспектировал лекции, совершенно не вникая в их суть, думая о своем. После «Теории прозы» пацаны звали пить пиво в бар на Новом Арбате, но я не пошел, а часа полтора просидел в читальном зале, листая вперед-назад толстые литературные журналы. Мне нужно было подготовить толковый доклад по современной литературе и восстановить тем самым натянутые отношения с Владимиром Валентиновичем Сиротиным, который на той неделе выгнал меня с лекции за «неуважительное отношение к русской эмиграции». А я только и сделал, что назвал роман Гладилина «Меня убил скотина Пелл» нытьем старого графомана. Сиротин, сам бывший шестидесятник, и взбеленился. А когда я сказал, что эмиграция убила Георгия Владимова как писателя, он затопал ногами и выгнал меня вон. Владимов – это для Сиротина святое. А между прочим, я в отличие от Сиротина знал прозу Владимова чуть ли не наизусть, у меня на полке стояло почти все, что тот опубликовал, включая «Континенты» тех времен, когда он был главным редактором альманаха. Я был на отпевании Владимова, а после, как бы возглавляя маленькую похоронную процессию, от храма до кладбища нес крест, который потом долго стоял на его могиле в Переделкино. Невеликую тяжесть этого простенького деревянного креста в своих руках я долго воспринимал как какую-то метафору, но потом это чувство прошло. Я любил прозу Владимова и продолжаю любить теперь. Когда его привезли из Германии, он был в закрытом гробу, и в храме, перед отпеванием, отвинчивая болты, чтобы снять крышку, я чуть не плакал оттого, что сейчас увижу его мертвым. Он совсем высох, глаза запали, пуловер красноватого цвета был на нем и рубашка с расстегнутым воротом, а большие руки, сложенные на груди, я потрогал, чтобы запомнить. Тут были Битов, Сидоров и еще десяток знакомых по ТВ литераторов, а вот Сиротиным и не пахло, зато в свое время им здорово подванивало со страниц партийной прессы, где он активно предавал анафеме автора «Верного Руслана» и «Большой руды», обвиняя его в… Впрочем, вон они, эти газетки, лежат в архиве института, можно при желании полистать. Вот что я имел в виду, когда хлопнул дверью перед носом Сиротина, уходя с лекции, но не говорить же ему обо всем этом. Все равно останется при своем.

Часы показывали 17.31; через сорок минут заканчиваются шесть ваших пар, и надо быть возле Института геодезии и картографии. Мне предстояла роль то ли соглядатая, то ли скрытого охранника, а скорее – охотника на тех, кто будет следить за вами. Если, конечно, будет. На Москву тихо валил снег, и в свете фонарей он падал особенно медленно и нарядно. В такую погоду гулять бы с тобой по Арбату и не думать ни о чем плохом. Я нырнул в метро и всю дорогу до «Курской» зубрил английские неправильные глаголы, глаза б на них не глядели.