Разгром Деникина - стр. 23
Не выношу «стадности», не люблю публичной «обнажённости» (не путать с оголённостью нервов!)… Как при этом я стала актрисой, как решилась опубликовать своё сокровенное – стихи, – как, наконец, я согласилась на написание этой книги – это и для меня загадка…
И ещё. Когда родители думают, что их дети – несмышлёныши: ничего не видят, не слышат, не понимают, – как же они заблуждаются!.. Дети всё видят, слышат и замечают – даже если не наблюдают за окружающими специально. Видимо, срабатывает какое-то шестое чувство…
Хорошо помню, как папа с мамой на какие-то мои слова, которые им кажутся смешными или глупыми, «незаметно» переглядываются, улыбаясь!.. А я всё вижу, всё понимаю. И мне от этого так обидно!!!
Так, вернёмся к «стадности»… Я училась уже в пятом классе мурманской школы № 8…
Из-за того, что постоянно болела, у меня начались ревматизм и ревмокардит, и от физкультуры меня освободили. Мой класс в тот день должен был собирать металлолом (были тогда такие странные мероприятия, как сбор металлолома или макулатуры)…
Ну, какие для меня могут быть холодные тяжёлые железки, когда воспалены суставы и сердечная мышца?! Естественно, врачи мне запретили. Я осталась дома…
В середине дня раздался телефонный звонок. Я сняла трубку… Мои дорогие одноклассники, захлёбываясь от злости, по очереди выкрикивали в трубку разнообразные гадости, но смысл их сводился к тому, что я, мол, потому «оторвалась от коллектива», что могу себе это позволить только «по блату», поскольку я «дочка председателя исполкома»…
Отец действительно в ту пору возглавлял Мурманский горисполком… Но при чём тут это?!. Папа, всю жизнь занимавший руководящие должности, был кристально честным и принципиальным человеком, и понятие «блат» вообще отсутствовало в его лексиконе. Это во-первых. А во-вторых, ребята знали, что я болею…
Поэтому вся ситуация была дикой, нечестной и несправедливой!.. Сейчас-то я уверена, что без подстрекательства завистливых взрослых тут не обошлось. А тогда… Я пыталась что-то объяснить по телефону, заикалась, оправдывалась…
Но… я никогда не умела (и не умею!) ни объясниться, ни оправдаться… Я что-то лепетала, но меня никто не слушал. Хамство разрасталось, в трубку выкрикивали гадости. Тогда я положила её на рычаг, но звонки продолжались…
Когда пришла мама, у меня уже была настоящая истерика. Вернулись с прогулки бабушка с Иркой. Пришёл с работы папа…
Всей семьёй меня пытались успокоить. Наконец, опухшая от слёз, я поднялась и сказала, что в эту школу я больше НИКОГДА не пойду. И вот здесь я стояла как стена – сдвинуть меня было совершенно невозможно. Да, я была слабенькой и закомплексованной, но при этом обладала твёрдым характером: переболев и перемучавшись, выплакав все слёзы, я двигалась дальше, и не было такой силы, которая могла бы меня вернуть назад… Хорошо это или плохо – не знаю. Но это так…