Разговоры Пушкина - стр. 19

– О! когда идет дело собственно о вашей чести, то за чем же дело стало – будем стреляться!

– Но я не в такой мере зол на вас, Александр Сергеевич, чтобы дело могло дойти до серьезного.

– Что вам пуля страшна, то это давно мне известно, – сказал Пушкин.

З. опустил голову и молчал.

– Так каким же образом вы хотите без выстрела смыть кровью противника запятнанную честь свою?..

З. не отвечал. Тут Пушкин, плюнув, проговорил:

– Я ровно ничего не понимаю, чего вы от меня хотите.

З. поднял смущенные глаза на Пушкина, потом заметно что-то хотел сказать и снова опустил их…

– Понятно, – сказал Пушкин, подходя к З., – мы стреляемся. Я вызов ваш принимаю. Попадете ли вы в меня или не попадете – это для меня ровно ничего не значит, но для того, чтобы в вас было больше смелости, предупреждаю: стрелять я в вас совершенно не намерен… Согласны?..

…Выстрел раздался… пуля пролетела мимо [Пушкина, который не стрелял]. Противник уставил глаза на Пушкина, который не переменял своего положения.

– Что? – спросил Пушкин. – Довольны ли вы?

…вместо ответа и не требуя выстрела, бросился к Пушкину с намерением обнять его, но Пушкин, уклонясь от объятий, сказал:

– К чему?.. это лишнее» – и после этих слов стал удаляться…

Н. Гербановский. Несколько слов о пребывании Пушкина в г. Кишиневе. «Новороссийские ведомости» 1869, № 49.

Кишинев [в цыганском таборе]

* Цыганочка… так обрадовалась неожиданному подарку, что начала еще предлагать разные вещи приятелям, собираясь их принести из шатра.

– Скажи лучше ей, чтобы она нас поцелуем отблагодарила, – со смехом произнес [Д. Кириенко-Волошинову] всегда готовый на шалость поэт, заглядывая при этом в огненные глаза недурненькой девушки.

Но так как скромный приятель его не решался, как он говорил, оскорбить девушку таким предложением, то Пушкин, ни слова больше не говоря, обнял ее за шею и звонко поцеловал несколько раз, не встретив никакого сопротивления с ее стороны. Мало этого. Едва выйдя из объятий одного товарища, она сама уже вприпрыжку подбежала к другому и стала перед ним в выжидательной позе, с самой невинной улыбкой приподняв вверх головку.

– Да целуй же, наконец, мямля, чего хорохоришься? Ужели не понимаешь, что это же ведь обидно для девушки? – промолвил Пушкин, с искреннею на этот раз досадой прибавив: – Ну, чурбан же ты, милый мой, самый что ни на есть первый сорт… Тьфу ты, бревно какое, ей-богу…

Д. Кириенко-Волошинов по записи М.Д. Францевой. «Русское обозрение» 1897, I, стр. 37.

1821 г.

* Не помню, за что и как между К[еком] и П[олторацким][70] устроилась дуэль. К первому секундантом попал я, второй выбрал Пушкина. Ну, известное дело, на нашей временной обязанности лежало назначение условий поединка. Мы съехались с Пушкиным, и трактат начался. Но как понравится вам оборот дела? Александр Сергеевич в разговоре со мною, решительно не могу вам сказать за какие, да и были ли они, «обидные выражения», вызвал на дуэль меня. «Ты шутишь, Пушкин?» Я не мог принять его слова не за шутку. «Нисколько! Драться с тобой я буду, – ну, мне этого хочется, только ты должен обождать. Я уже дерусь с двумя господами; разделавшись с ними – к твоим услугам, Карл Иванович!»