Разговоры Пушкина - стр. 14
– Надеюсь, это подтвердит сам господин [Денисевич], – сказал Пушкин.
[Денисевич] извинился и протянул было Пушкину руку, но тот не подал ему своей, сказав только:
– Извиняю, – и удалился со своими спутниками…
И.И. Лажечников. Знакомство мое с Пушкиным, стр. 613.
1820 г.
…Однажды в Царском Селе Захаржевского[53] медвежонок сорвался с цепи от столба, на котором устроена была его будка, и побежал в сад, где мог встретиться глаз на глаз, в темной аллее, с императором, если бы на этот раз не встрепенулся его маленький шарло и не предостерег его от этой опасной встречи. Медвежонок, разумеется, тотчас был истреблен, а Пушкин при этом случае, не обинуясь, говорил:
– Нашелся один добрый человек, да и тот медведь[54].
И.И. Пущин, стр. 75.
…[Пушкин] во всеуслышание в театре кричал: «Теперь самое безопасное время – по Неве идет лед». В переводе: нечего опасаться крепости.
И.И. Пущин, стр. 75.
Около 1820 г.
…[Пушкин] с упреком говорил о современных ему литераторах: «Мало у нас писателей, которые бы учились; бόльшая часть только разучиваются».
Анненков, I, стр. 47.
На одном вечере Пушкин, еще в молодых летах, был пьян и вел разговор с одной дамою. Надобно прибавить, что эта дама была рябая. Чем-то недовольная поэтом, она сказала:
– У вас, Александр Сергеевич, в глазах двоит?
– Нет, сударыня, – отвечал он, – рябит!
[М.М. Попов]. А.С. Пушкин. РС 1874, № 8, стр. 686.
Однажды начал он [Карамзин] при мне излагать свои любимые парадоксы. Оспоривая его, я сказал: «Итак, вы рабство предпочитаете свободе?» Карамзин вспыхнул и назвал меня своим клеветником.
Пушкин. Остатки автобиографии.
Апрель. Петербург
Раз утром выхожу я из своей квартиры… и вижу Пушкина, идущего мне навстречу… «Я к вам». – «А я от себя!» И мы пошли вдоль площади. Пушкин заговорил первый: «Я шел к вам посоветоваться. Вот видите: слух о моих и не моих (под моим именем) пиэсах, разбежавшихся по рукам, дошел до правительства. Вчера, когда я возвратился поздно домой, мой старый дядька объявил, что приходил в квартиру какой-то неизвестный человек и давал ему пятьдесят рублей, прося дать ему почитать моих сочинений и уверяя, что скоро принесет их назад. Но мой верный старик не согласился, а я взял, да и сжег все мои бумаги»… «Теперь, – продолжал Пушкин, немного озабоченный: – меня требуют к Милорадовичу! Я знаю его по публике, но не знаю, как и чтó будет и с чего с ним взяться?.. Вот я и шел посоветоваться с вами»… Мы остановились и обсуждали дело со всех сторон…
Ф.Н. Глинка[55]. Удаление А.С. Пушкина из С.-Петербурга в 1820 г. РА 1866, № 6, стр. 918.