Разбитые часы Гипербореи - стр. 28
– Анфис! – выкрикнул Валя почти с отчаянием. – Давай я останусь и буду тебя караулить. Так мне спокойней, да и тебе – тоже.
– Еще чего? Тоже мне рыцарь нашелся!
– Рыцарь не рыцарь. А в случае чего…
– Лавка! – Анфиса скрестила руки на груди. – Прошу тебя, не испытывай моего терпения. Даже не прошу, а требую. Все в порядке. Я всегда смогу за себя постоять. Так что твоя помощь здесь не нужна. Я тебе за нее благодарна. Но…
– Ну хорошо, – Валя старался, чтобы его голос звучал невозмутимо и не дрожал. – Я ухожу. Спокойной ночи…
Он знал, чувствовал, что Анфисе страшно, но она хорохорится. Она любит подчеркивать свою независимость и ей не нравится принимать помощь со стороны. Даже от него. Ну что за несносный характер, рассердился на нее Лавочкин. Просто ужас, а не характер. А что ему делать? Не может же он оставить ее наедине с этим типом, который шастает рядом.
– Спокойной ночи…
Валя ушел, хлопнув дверью. Спустившись на первый этаж, он задумался. Никто не знал, что будет дальше… История с типом, который угрожал Анфисе, Лавочкину категорически не понравилась. Более того – он испытывал самый настоящий страх за подругу, поэтому уйти никак не мог. Он должен был остаться и присмотреть за ней, за беспечной дурочкой, которая никак не могла взять в толк, что ей угрожает опасность. «Легкомыслие – удел женщины», – вспомнил он вычитанную когда-то фразу. Нет, Анфиса положительно сошла с ума, если решила наплевать на осторожность. И его первейший долг – подставить ей плечо, даже если она об этом не просит, а наоборот, посылает его к черту. Если он сейчас оставит Анфису одну, то случиться может все, что угодно… Дальше его воображение совсем разыгралось – вот на Анфису нападают, вот ей скручивают руки… Девушка она, конечно, боевая, но супротив мужика, да еще с револьвером, к примеру, или с ножом, она ничего поделать не сможет, как бы ни хорохорилась и ни строила из себя самостоятельную даму… Он хорошо знал Анфису, понимал, что просить о помощи и выставлять себя слабой беспомощной девушкой было совершенно не в ее духе. Напротив, там, где надо бы разжалобить или сыграть на типичных женских качествах – Анфиса все делала наоборот. Нет, уйти сейчас было бы верхом его собственного, Лавочкина, легкомыслия и непростительной глупостью…
Хотя, собственно говоря, что делать – он не знал.
И все же… все же…
Валя уже собирался открыть дверь особняка и шагнуть в ночь, как увидел в высоком верхнем окне какие-то колышущиеся тени, как от ветвей деревьев. Неясное чувство тревоги сжало сердце Лавочкина. Он не был суеверным человеком, но ведь беспокойство на пустом месте не возникает?