Разбитое зеркало (сборник) - стр. 43

Выстрелить в третий раз Тихонову не удалось – в плечо ему, отщепив кусок приклада, всадилась автоматная пуля, он замычал глухо, покрутил головой, шалея от боли, в следующий миг справился с собой, передвинул приклад на грудь, прижал покрепче, но тут ему в грудь вонзилась пуля. Пространство перед Тихоновым окрасилось в мутный красный цвет.

Но что было плохо особенно – в этой мути исчезли фигуры надвигающихся на овраг немцев. Лейтенант застонал, уронил голову на закраину. Попробовал пальцами протереть глаза – ничего не получилось, лишь муть сделалась еще гуще, еще неприятнее. Неожиданно перед ним возникло лицо – очень знакомое, бородатое, старое, с насмешливыми и добрыми глазами… Родное лицо. Это был очень близкий ему человек.

Лейтенант узнавал и одновременно не узнавал его. И только, когда старик улыбнулся ему, понял: это же дед Павел, глава их казачьего рода. В жизни Тихонов никогда не видел его, не удалось, дед погиб раньше, чем родился Колька, а вот фотоснимки дедовы на хуторе есть, целых четыре, висят в избе на стенке – на видном месте, в лаковых киотках.

Были еще снимки, которые не вывешивали в киотках, прятали – причем старались засунуть куда-нибудь подальше, не дай бог, увидит партийный или комсомольский секретарь – беды тогда не оберешься. На одном из них дед Павел был сфотографирован в парадном казачьем мундире, при шашке, с двумя серебряными Георгиями и двумя медалями на груди, награды очень украшали облик старшего урядника Павла Тихонова…

На фото, выставленных в киотках, дед Павел также был изображен в военной форме – Красной Армии, и тоже при орденах. Один из них – хорошо известный, Красного Знамени, второй, судя по всему, узбекский, «местечковый» – бухарский революционный, в Гражданскую войну такие ордена были в широком ходу.

Дед Павел разделил все тяготы и беды начала двадцатого века, войн и стычек той поры, вплоть до самой страшной войны, которая только может быть на свете – Гражданской.

Как-то хутор их, – а по казачьему разделению Большой Фоминский был приписан к станице Крыницкой, – вошел отряд белых во главе с дородным седоусым есаулом, у которого пузо было таким же объемным, как и живот у его лошади.

Есаул, поигрывая нагайкой, у которой рукоятка была похожа на дорогое произведение искусства – украшена тонким латунным рисунком, сказал деду Павлу:

– Цепляй, казак, на рубаху погоны вахмистра и с нынешнего дня приступай к службе в моем отряде. Толковых командиров у меня не хватает.

Дед Павел отрицательно покачал головой:

– Не могу! – Он снова энергично покачал головой. – Извиняйте, что не могу!