Размер шрифта
-
+

Рай для грешников - стр. 11

Дальше пятиться некуда. Это конец… Катюшенька?

Вдруг зашипело слева, будто змея гремучая, и всё громче… Полукруг раздался, и, как из-под земли вырос, – янычар на велосипеде. Горделивая посадка, будто на коне гарцует. От красно-чёрных полосок зарябило в глазах. Резво соскочив, он широко улыбнулся моим недругам:

– Что, бля, не ждали?

Тугие до уродства бугры мышц распирают синюю от наколок кожу, на широкой ряхе – длинные усищи. Спаситель?

Чёрная дуга распалась.

Я отшагнул от обрыва.

Янычар ухмыльнулся.

– Я не помешал? Похоже, тут попытка незаконного изъятия ценностей?

Из набедренной кобуры торчит ребристая рукоятка камуфляжной раскраски.

Брутальный янычар повернулся ко мне:

– Ты ведь Доцент, верно? Сколько он у тебя взял? – покосился на моего «Сусанина».

– Сколько?.. А, десять. Рашенбаксов.

– Верни, – бросил Кощею. – Не мне, у кого брал.

Я засунул купюру в карман; ноги враз ослабели, поставил сумку на землю.

Янычар, глядя на Кощея, шевельнул усами:

– К обрыву.

– П-послушай, с-сотник, я не хотел… Мы же с ним договорились, он с-сам…

– Я сказал – к обрыву. Чего упираешься, скопытишься на раз. Или хочешь помучиться?

Сотник оскалил зубы и вновь подвигал усами:

– Я злой и страшный янычар, смертелен каждый мой удар.

Кощей потащился к уступу, а сотник… двинулся в обратную сторону. Спину он держал прямо, чересчур прямо. Кощей почти дошёл до обрыва, и оба развернулись, как дуэлянты. Рука янычара скользнула к бедру, крупная рукоять сама втянулась в ладонь. И пистолет, как часть вдруг вытянувшейся руки, изрыгнул пламя.

Кощей схватился за шею, но упасть не успел. Янычар сорвался в атаку живым болидом – оторвался от земли – стремительный полёт – и удар, даже выстрел ногами – проломил уже мёртвую грудь казнённого.

Тощее тело сложилось, отлетело за край обрыва и, перевернувшись в воздухе большой тряпичной куклой, распласталось на траве.

Сотник стоит с пистолетом в руке. Длинный ствол, непривычный цвет хаки – да это же «Глок»>4.

…«Смертелен каждый мой удар»… Такой свирепый таран – сразу наповал… А стрелять тогда зачем?

Устрашение. Оружие, грохот и огонь – символы власти. Сразу ясно, кто бог-громовержец, а кто червяк никчемный.

Янычар, подойдя к негру, повёл стволом и улыбнулся:

– Что, Лумумба, допрыгался? С вещами на выход.

Очкастая харя посерела; негритос, умоляюще сложив руки, упал на колени.

Сотник весело оскалил зубы и упёр ствол в чёрный лоб, прямо над очками.

…Да, это «Глок-17»… и что-то в нём особенное… безотказный? Да, но ещё, что-то важное…

– Никак жить хочешь, Лумумба? Не скули, даю тебе шанс. Сработаешь ништяк, с первого раза – помилую. Давай, шевели копытами, а то передумаю.

Страница 11