Равенсбрюк. Жизнь вопреки - стр. 18
Касательно концентрационного лагеря Равенсбрюк ученый подчеркивал, что сопротивление было прежде всего борьбой за человеческое существование. Б. Штребель отмечал, что для оказания реальной поддержки находившимся рядом солагерникам требовался доступ к постам лагерного «самоуправления»[122]. В свою очередь, непосредственное противостояние СС не могло ничего изменить – победы в форме отказа от премий или актов саботажа оставались символическими[123].
В целом исследования последних лет, посвященные сопротивлению в концентрационных лагерях, безусловно, внесли существенный вклад в изучение проблемы возможностей выживания заключенных[124]. Однако внимание ученых акцентировалось преимущественно на узниках, оказавшихся в лагере по политическим мотивам.
Советская историография на протяжении долгого времени также рассматривала различные вопросы, связанные с выживанием заключенных, лишь посредством конструкта «сопротивление в концентрационном лагере»[125]. Только в 2005 г. появилась работа Л.М. Макаровой, затрагивавшая проблему спасения узников отчасти, но в ином ракурсе, в отличие от предыдущей научной традиции[126]. Ученый подчеркивала, что забота о выживании приводила к выдвижению на первый план потребностей в пище при одновременном подавлении половой идентичности[127].
В концентрационном лагере тело узника стандартизировалось для подавления и включения в симметричное пространство. Например, регламентировался взгляд заключенного на эсэсовца, применялась однообразная униформа, вновь прибывшие брились наголо[128]. Все это деморализовало узников и способствовало манипулированию их поведением.
Продолжая исследовательскую тенденцию, подчеркивавшую практически неограниченные возможности нацистской лагерной системы в процессе деформации личности узника, Л.М. Макарова констатировала, что заключенные постепенно сами начинали воспроизводить стереотипы поведения, навязывавшиеся СС: усердно работали, пресекали попытки побега солагерников, проявляли агрессию в отношении более слабых заключенных. Такое поведение способствовало, по мнению автора «Идеологии нацизма», выживанию узниц[129]. Однако данный подход в очередной раз нивелирует многообразие групп заключенных, их характеристик и моделей поведения в различные периоды существования нацистских концентрационных лагерей. Отмеченные исследовательницей стереотипы поведения узников, соответствовавшие требованиям лагерного руководства, отнюдь не гарантировали их спасение.
С конца ХХ века ученые-историки, в первую очередь немецкие, в поисках новых подходов в рассмотрении проблемы человека в условиях лагерной системы, обращаются к термину «стратегия выживания» узника, тем не менее не давая его развернутого определения