Раубриттер I. Prudentia - стр. 18
– Вот как? И что же этот собеседник собирается мне сообщить?
– «Глухарь уже на току». – Гунтерих перевел дыхание, словно пробежал, по меньшей мере, лигу. – Он сказал, вы поймете, что это значит.
– И что это значит? – осведомился Магнебод, хмурясь.
Гримберт широко улыбнулся.
– Не бери в голову.
За его спиной слуги и оруженосцы уже принялись за «Тура». Несмотря на то что бой был скоротечен, доспеху требовалось надлежащее обслуживание. Люди облепили гиганта, как муравьи, каждый знал свою часть работы и обладал достаточной сноровкой и опытом, чтоб делать ее безупречно.
Самую тяжелую работу взяли на себя сервусы, бездумные биологические машины с пустым, точно бесцветное лангобардское небо, взглядом. Способные лишь к выполнению самых простейших операций, однако наделенные огромной силой, они снимали броневые пластины обшивки, чистили банниками еще раскаленные орудия и загружали в боеукладку снаряды – уже не имитационные, а боевые. Иногда сервусы сталкивались между собой или роняли на землю инструмент, и тогда слуги беззлобно отвешивали им тумаки, которые те, впрочем, даже не ощущали. Уцелевших нейронов в их черепах не хватало для того, чтобы понять смысл боли или ощутить все ее многообразие, Святой Престол давно избавил их от нее, как и от многих прочих вещей.
Более тонкую работу выполняли оруженосцы и пажи. Вчерашние мальчишки, они с обезьяньей ловкостью взбирались по доспеху на самый верх, чтоб отполировать сияющую на солнце сталь и бережно протереть тряпицами антенны. Самые проворные уже бережно терли герб Туринской марки на груди великана – замершего на синем поле ярко-желтого тельца.
Гримберт с удовольствием обвел взглядом контур своего доспеха. Исполинского роста, возвышающийся выше антенной мачты, сияющий свежим золотом, уставивший в землю зевы своих двенадцатидюймовых орудий, он внушал почтение и трепет, даже будучи лишенным той искры, что давала ему жизнь, – самого Гримберта. Тысячи квинталов брони, водруженной на мощнейшие опоры, прячущие внутри самое сложное оборудование из всего, что только мог предложить Святой Престол, «Тур», как бы богохульно это ни звучало, выглядел исполинским золотым изваянием, водруженным в центре походного лагеря.
В свое время, вспомнил Гримберт, ему даже пришлось выдержать серьезную битву с епископом Туринским за право даровать своему доспеху надлежащую цифровую сигнатуру. Он должен был именоваться «Золотым Туром» и никак иначе. Однако епископ категорически возражал против этого имени, полагая его еретическим, отсылающим к презренному идолу, что изготовил из золота Аарон, брат Моисея, когда тот поднялся на гору Синай