Расстояние - стр. 5

Так Аркадий Иванович оказался в подмосковном детском доме. Произошло это поздней осенью 1945 года, на улице лежал снег. Мальчику прекрасно запомнились холод и ветер, постоянное чувство голода и страх перед неизвестностью. Остановились они в какой-то конуре в подвальном этаже на самой окраине Москвы, пожитков у них не было – все вещи Аркадия поместились в небольшой потёртый чемоданчик со сломанным замком и оттого перевязанным верёвкой, который он сам таскал без каких-либо затруднений; женщина же с собой не взяла практически ничего, от чего мальчик испытывал смутную тревогу. Как ни странно, но огромный город совсем не впечатлил паренька, ребёнка можно было считать умственно отсталым, а такие люди неохотно впускают в себя новые переживания, он принял его как совершеннейшую норму и выглядел спокойным, даже через чур спокойным, только внутренняя тревога никак не проходила, не покинув его сердца ещё много-много лет. Через несколько дней после приезда сюда женщина собрала все его вещички обратно в чемодан, успевшие немного разойтись по комнате вследствие пребывания в ней, одела Аркашу в то же пальтишко с короткими рукавами и отвезла в приют.

Как бы ни жилось ему плохо и одиноко в родном городе в комнате покойных родителей с посторонним человеком, как бы он не мёрз в захудалом подвальчике здесь в Москве, в детском доме оказалось ещё хуже. Странное дело, он не чувствовал себя брошенным, точнее, не чувствовал именно сейчас, когда его просто оставили в незнакомом месте без прощаний и объяснений, ещё полагая, что тем самым сделали ему одолжение, совсем нет, как оказалось, это ощущение давно и прочно укоренилось в детском сердечке, однако вдруг и сразу обрушившаяся на него новая обстановка породила кое-что иное. Уже сказано, что Аркадия никто ничему не учил, он плохо говорил, а возраст «почемучки» у него минул в такую печальную, трагическую пору, когда масса вопросов маленького пытливого ума не могла не остаться без ответов, некому их было давать. И вот, оказавшись в кругу своих сверстников и ребят постарше, не время от времени, как на прогулках во дворе, а постоянно живя с ними, худо-бедно общаясь, он почувствовал себя беспомощным дурачком и совершеннейшим неумехой, когда, например, на резвые восклицания, приглашения играть, подшучивания, откровенные нападки или доверительные реплики мог ответить лишь парой чудаковато слепленных фраз, сказанных по слогам, чем непременно вызывал смех в свой адрес. Инстинктивно он чувствовал, с чем к нему обращаются, понимал оттенки интонаций и прочее, однако адекватно выразить свою реакцию был не в состоянии, от чего производил впечатление чудаковатого, симпатичного, безвредного и приветливого, но крайне глупого мальчика. Вместе с тем его рост, бывший до недавнего времени проклятием, а через несколько месяцев более или менее сносного питания и телосложение стали вызывать у воспитанников детдома определённое уважение, в столь всем известных мальчишеских склоках каждая партия со рвением пыталась заполучить его на свою сторону.