Рассказы - стр. 9
Дверца накалялась, постепенно все принесённые дрова перебирались в топку печи, и дедушка доставал из кармана сложенный в несколько раз пожелтевший газетный лист. Из другого кармана появлялся кисет с табаком, и, запустив в его внутренность пальцы, дед доставал и высыпал в оторванный и согнутый у края небольшой газетный прямоугольник несколько щепоток махорки. Покрутив немного в пальцах этот газетный клочок, заслюнив его другой край и снова покрутив, дедушка, словно заправский фокусник, проводил несколько раз вдоль него пальцами, – и оп! Во рту у него уже оказывалась свёрнутая цигарка.
Приоткрыв немного дверку у печи, дедушка прикуривал её и, светя в темноте красным светлячком, выпускал струйку дыма, наклоняясь к топке. Дым волшебным образом, повинуясь дедушке, улетал весь без остатка в приоткрытую щель, и растворялся в печке, перемешиваясь там с огнём и жаром.
Становилось жарко, и дедушка, сняв шубу и валенки, ходил во вторую половину трогать печку, скоро возвращался, заглядывал через окошко на звёздное небо и обращался к Серёжке, неподвижно сидящему на полу возле стульчика:
– Серёж, ты полегче, сходи, внучок, принеси ещё пару полешек. Подкинем, да и хватит, а то ночь морозная будет!
– Хорошо, дедушка! – срывался с места мальчишка, на ходу надевая шапку и продевая пуговицу в тугую петлю пальтишка.
Лишь когда прогорали последние головешки, и дедушка, поворошив длинной кочергой в углях, прикрывал заслонку и уходил зажигать керосиновую лампу над большим обеденным столом, лишь только тогда Серёжка садился на этот стул и заворожённо смотрел в отверстия дверки, на гаснущие в глубине печи малиновые угольки. До этого момента место главного истопника и главного рассказчика принадлежало только дедушке…
– Дедушка, ты чего, не слышишь, что ли? – повторил Серёжка громче, – Поставь мне свой стулок!.. Вода была холодная, а дедушкина ладонь – непривычно шершавая. Почистив зубы, Серёжка, стоя на смирном стульчике-барашке, наклонял лицо к раковине, а дедушкина ладонь поднимала вверх ножку рукомойника, набирала пригоршню воды, освежала лицо, и шершаво тёрлась о нос и щёки мальчишки.
– Ну, готов? – спросил дедушка отфыркивающегося внука.
Тот в ответ только кивнул головой, и дед принялся вытирать Серёжке лицо твёрдым льняным полотенцем. Закончив, легонько подтолкнул его в сторону стола, на котором уже исходила паром, лёжа прямо на чугунной сковороде, стопка блинов. Серёжка забрался на высокий табурет, поставленный на другом краю стола, как раз напротив того места, где обычно садился дедушка. В его тарелке гладкой горкой возвышалась каша, и по ней, медленно опускаясь вниз, скользил, оставляя за собой жёлтый след, кусок сливочного масла.