Рассказы - стр. 5
– Вставай, лежебока! День теперь короткий, – не успеешь оглянуться, как уже и тёмно! Серёжа, – повторила настойчиво она, – подымайся, будем завтракать!
– Я не хочу! – из-под одеяла ответил мальчишка, продолжая держать глаза плотно закрытыми, в надежде, что в такой темноте, да ещё под толстым ватным одеялом, его обязательно найдёт и, как ночью, заберёт с собой сон. Но сон не приходил, а бабушкин голос поначалу удалился вглубь другой половины дома и почти сумел там пропасть, как вновь появился у открытой двери и спросил:
– Чего же ты не хочешь?
– Ничего не хочу! – ответил Серёжка, – Есть не хочу и вставать не буду! – громко сказал он под одеялом.
– Вот те раз! – опешила бабушка, – А я-то тебе каши вкусной наварила и блинов напекла. Ты же всегда любил мои блины с маслом топлёным, или это Володька соседский их так нахваливал совсем недавно и просил снова напечь, да побольше?
– Я не нахваливал блины, я их просто ел! – не желая обидеть бабушку, сказал Серёжка, – А сейчас я не хочу, я не просил, я буду жить под одеялом, – придумывал он отговорки, всё так же не желая выглядывать из-под одеяла. Там, в темноте, было так тепло и уютно, что мальчишка решил сегодня и кончика своего носа не показывать наружу, ну, если только, – на самую малость, чуть взглянуть на быстрого паучка и снова нырнуть с закрытыми глазами под одеяло.
– Серёжа, ты же уже большой мальчик, – увещевала бабушка мальчишку, – тебе уже почти пять лет!
– Мне не пять лет, – сопротивлялся подъёму голос из-под одеяла.
– А сколько? – поинтересовалась бабушка.
– Мне нисколько, мне – темно!
– Поднимайся, а то и правда будет тёмно, пока туда-сюда, глядишь, и ночь на дворе.
– У меня здесь ночь, я никуда не пойду! Сов-сем, сов-се-е-ем! – зашевелилось и уже звонким голосом пропело под одеялом.
– А как же вы с дедом вчера договаривались за ёлкой сегодня в лес сходить? Не пойдёшь, значит, так я пойду, скажу ему сейчас, что не надо тебе никакой ёлки!
– Стой, бабушка, – отлетело в сторону одеяло, Серёжка быстро подскочил на ноги, – не ходи никуда, не говори ничего дедушке! Я уже проснулся!
– Хорошо, не буду ему говорить, – бабушка уже сняла платок и шубу, она стояла в проёме белых дверей и, улыбаясь Серёжке, поправляла в волосах свой гребень, – а ты одевайся и мыться. Ну где этот дед? – глядя в сторону входной двери, спросила она, – За стол пора уже, простынет всё…
За окном большими хлопьями медленно падал на землю пушистый снег. Серёжка, опираясь руками на тяжёлую квадратную подушку оттоманки, смотрел в окно на широкое белое поле, простиравшееся там почти до самого горизонта. Ещё неделю назад, глядя в это окно, можно было различить волнистые линии пашни, которые осенью нарезал серый гусеничный трактор, таская за собой широкий плуг по этому полю. Он, рыча, уходил к горизонту, к самой кромке леса, где заканчивалось поле, почти пропадал из виду, ныряя в низину, и снова карабкался в гору, натужно кряхтя вдалеке мотором. Потом маленькой, еле различимой букашкой, двигался вдоль кромки леса, медленно поворачивался и, блестя своими отполированными гусеницами, катил обратно. Следом за ним поднималась волнами чёрная земля, по которой скоро, с важным видом, начинали ходить вороны.