Рассказы освободителя - стр. 22
Он даже остановился, сраженный моей дикостью.
– Да нет, конечно!
– А это еще почему? Контра недорезанная! Антисоветчик! – со всего размаху хрястнул я тяжеленные носилки оземь, и вонючая золотистая жидкость растеклась по ослепительно белому снегу и гранитной дорожке.
– Эх, что же ты наделал, – плюнул в сердцах артиллерист, – теперь по пять суток схлопочем, как пить дать.
– Да нет, вроде никто не видал. Снегом сейчас забросаем, – мы проворно принялись забрасывать снегом грязное пятно, но издали уже бежал наш конвойный.
– Вы что, лодыри, наделали! Только бы болтать! Отвечай за вас! Ну, вы у меня попляшете!
– Да ты не шуми, мы снегом сейчас забросаем, не видно будет, тяжеленная ведь зараза, из рук и вырвалась. А для сада тоже ведь хорошо. Снег через недельку растает, все и смоет.
Мордастый первокурсник, однако, не унимался:
– Вы бы не болтали, а дело бы делали! Ну вы у меня за это поплатитесь!
Артиллерист тогда сменил тон.
– Ты, балбес, послужи столько, сколько мы, тогда орать будешь! А если заложишь, сам же с нами и сядешь, за то, что недоглядел!
Я поддержал:
– Человеку документы на звание послали, он дня через три офицером станет. А ты еще сопляк…
– Это я-то сопляк? Хорошо же… – он вскинул автомат. – А ну работать… Живо… Вы у меня…
Артиллерист взялся за ручки:
– Пошли… Не хрен с бараном разбираться. Посадят его сегодня… Ты уж на мой опыт положись…
Мы побрели к канализационному люку.
– Заложит! – уверенно отрезал артиллерист.
– Не, – возразил я, – попсихует, к вечеру отойдет.
– Ну, посмотришь.
– Слышь, контра недобитая, так отчего же, по-твоему, коммунизма никогда не будет?
– А потому не будет… Только ты носилки не бросай! А потому не будет, что не нужен он, этот самый коммунизм, нашей партии коммунистической и ее ленинскому Центральному Комитету.
– Врешь, контра!
– Сопи в две дырки, псих несчастный. Уймись, не ори. По дороге туда невозможно с тобой разговаривать. Потерпи, сейчас разгрузимся, я тебе преподам.
Разгрузились.
– Так вот, представь себе, что коммунизм наступит завтра утром.
– Да нет, это невозможно, – оборвал я, – нужно сначала материально-техническую базу построить.
– А ты представь себе, что тысяча девятьсот восьмидесятый год наступил, и Коммунистическая партия, как обещала, эту самую базу создала. Так вот, что, собственно, обычный наш стандартный секретарь райкома будет иметь от этого самого коммунизма? Ась? Икры вдоволь? Так у него ее и сейчас сколько угодно. Машину? Да у него две персональные «Волги» и частная про запас. Медобслуживание? Да у него все медикаменты только иностранные. Жратва? Бабы? Дача? Да все у него это есть. Так что ничего нового он, наш дорогой секретарь райкома самого захудалого, от коммунизма не получит. А что он теряет? А все теряет! Так он на Черноморском побережье на лучших курортах пузо греет, а при коммунизме все равны, как в бане, не хватит всем места на том пляже. Или, допустим, изобилие продуктов, бери в магазине, что хочешь и сколько хочешь, и очереди там даже не будет; так все равно же хлопоты – сходи да возьми. А зачем ему это, если холуи ему все на цырлах сегодня носят; зачем ему такое завтра, если сегодня лучше? Он при коммунизме все потеряет: и дачу, и врачей персональных, и холуев, и держиморду из охраны. Так что на уровне райкома даже нет у них заинтересованности в том, чтобы коммунизм наступил завтра, и послезавтра тоже не хочется. А уж таким Якубовским да Гречкам он и подавно не нужен. Видал, как на Китай накинулись, – мол, в Китае уравниловка, все в одинаковых штанах ходят. А как же мы-то при коммунизме жить будем? Будет мода или нет? Если не будет моды, все будем в арестантских телогрейках ходить? Партия говорит: нет. А как тогда всех модной одеждой обеспечить, если она бесплатная и каждый берет сколько хочет? Да где же на всех баб лисьих шуб да песцов набрать? Вот жена Якубовского каждый день горностаевые шубы меняет. А если завтра коммунизм вдруг настанет, сможешь ли ты доказать доярке Марусе, что ее ляжки хуже, чем у этой старой дуры, и что ее положение в обществе менее почетно? Маруська баба молодая, ей тоже горностая подавай, и золото, и бриллианты. А ты думаешь, выдра Якубовская сама свои меха и бриллианты без боя отдаст? Вот и не хотят они, чтоб завтра коммунизм наступил, и все тут. Оттого исторический период придуман. Ленина читал? Когда он нам коммунизм обещал? Через десять – пятнадцать лет. Так? А Сталин? Тоже через десять – пятнадцать, иногда через двадцать. А Никита? Через двадцать. И вся коммунистическая партия народу клялась, что на этот раз не обманет. Ты думаешь, придет этот самый тысяча девятьсот восьмидесятый год – будет коммунизм? Ни хрена не будет. А думаешь, кто-нибудь спросит у коммунистической партии ответа за ложь? Никто не спросит! Задумывался ли ты, чертов разведчик, почему именно пятнадцать – двадцать лет все правители обещают? А это чтобы самому успеть пожить всласть, и чтобы в то же время надежда у народа не терялась. А еще чтоб успели все эти обещания забыться. Кто сейчас вспомнит, что там Ленин обещал? И тысяча девятьсот восьмидесятый год придет – ровным счетом никто не вспомнит, что время-то подошло, пора бы и ответ держать! За такие вещи коммунистическую партию и судить бы следовало!