Рассказы - стр. 3

Как только мебель приняла благородный вид и перестала качаться, незнакомцы уселись в кресла и продолжили курить; четверо из них расселись вокруг стола и начали партию в бридж, которая вызвала сразу самые неприятные споры. В этот момент один из них положил на стол свою горящую сигару, и, когда, споря, красный от гнева, ударил своего противника, стол вдруг взорвался, лопнув от контакта с сигарой, как немецкий дирижабль, нарушив порядок карточной партии. Негр побежал поднимать пневматический стол, взорвавшийся от контакта с сигарой, который лежал на земле, как мертвый слон. Он предложил принести другой, резиновый, покрытый кожей стол, так как это была новая мебель, по желанию надуваемая и перенадуваемая, и, следовательно, не очень громоздкая и мобильная. Но эти господа объявили, что они больше не желают играть, и негру ничего не оставалось, как спустить мебель, свистевшую, как русский слуга, шипящий перед своим господином. Все разом вдруг покинули курительную комнату, и негр погасил электричество.

Я обнаружил себя вдруг в темноте, уткнулся в стену, пошел наощупь, по звуку удалявшихся голосов. Шаря, я уткнулся в лестницу, внизу которой открылась дверь, ведущая в узкий коридор, вырытый прямо в скале, в стенах которого я увидел выгравированное или написанное карандашом или углем самое странное и непристойное граффити. Приведу то, что запомнил, но завуалированную грубость некоторых терминов привести не берусь. Двойной ужасный знак украсил начальную М следующей надписи:

Это было написано карандашом.

Подальше – сердце, пронзенное стрелой, окруженное аспидом, и надпись такого содержания:

Эрудит представит готический характер пожелания, изумившего меня, сообщенного Грозвицем, драматургом:

История Франции вдохновила анонима, восхищавшегося 18 веком, на самые неистовые изъявление чувств:

Эти надписи на стенах были нацарапаны металлическими остриями. И вот набросок трех крылатых выражений разного размера:

Англоман простучал полным категоричного признания синим карандашом:

Надпись, широко намеченная углем и почти стершаяся местами, мерещилось, взрывалась саркастическим смехом, который мне показался почти неприличным на этом невообразимом графическом кладбище: