Распутин. Вера, власть и закат Романовых - стр. 96
16. Первое испытание
Расследование ничем Распутину не повредило, и он продолжил свой стремительный взлет в Петербурге и при дворе. Из того малого, что нам известно, можно сказать, что в первое время Распутин вел себя в Петербурге довольно скромно. Об этих днях почитатель Распутина, полковник Дмитрий Ломан, служивший при коменданте дворца, вспоминал:
«В то время Распутин вел себя безукоризненно, не позволял себе ни пьянства, ни особого оригинальничанья. Распутин произвел на меня очень хорошее впечатление. Подобно доктору, ставящему диагноз при болезни физической, Распутин умело подходил к людям, страдающим духовно, и сразу разгадывал, что человек ищет, чем он волнуется. Простота в обращении и ласковость, которую он проявлял к собеседникам, вносили успокоение»>1.
Тем не менее, учитывая проведенное в прошлом году следствие, Александра решила разобраться во всем сама и в конце зимы 1908 года отправила в Покровское к Распутину Феофана, чтобы тот все увидел собственными глазами и доложил ей. До отъезда Распутина Александра подарила ему собственноручно сшитую рубаху. Он отправил ей благодарственное письмо: «Рубашка – риза – радость вечного жития, твое шитье есть златница. Благодарность за всю эту услугу я высказать не могу».
Поездка складывалась хорошо, хотя рубашка не принесла Распутину ничего, кроме неприятностей. Он показал ее односельчанам, но почти никто не поверил в то, что ее специально для него сшила императрица, а те, кто поверил, преисполнились зависти, о чем Распутин писал в письме от 21 марта:
«Здравствуйте, Мама и Папа, сладкие мои, дорогие! Я всегда о вас думаю, чтобы одеял вас Господь светлой ризой и, простерши руку над головами вашими, хранил до тихого прибежища – нам в назидание, а врагам на страх. Мамочка дорогая, и Папочка золотой! От рубашки не могли вынести, потому что это громадная для них фраза и неожиданный предмет, каких еще не было от начала века и до настоящего времени, п. ч. и на самом деле сверх всего, п. ч. рубашка эта значение имеет – большую, чрезвычайную гирю. Здесь умножает труда, а там – златница: а на будущем пришествии – из златниц златница и покрывало от всех грехов, вот они и поняли это, как они не делали своему близкому другу, – пришли в исступление. Вот, прости, пожалуйста, глуп я, вынужден был вас побранить в письме, если разобраться, то я не ругаю, а строго только, их ли, да за пазуху себе и принесли, а они не поняли, думали, так и следовало. Они все-таки боятся послать, а ежели помогают, то смирение вызовут, то им напишешь мне для передачи: спасибо, что не ждешь год, нынче бьешь. Кого любишь, того и бранишь – это опять будет через меру, – вот поскачут тогда вовсе»