Распущенные знамёна. КРАСНЫМ ПО БЕЛОМУ. Альтернативная сага - стр. 32
– А не круто замешиваешь? – зло блеснул глазами Макарыч.
– В самый раз! – успокоил его Ёрш.
– А может, и ты хочешь мне оплеух навешать? – поинтересовался Макарыч.
Пришлось срочно вмешаться:
– Брек! Что вы, как дети?! Макарыч, остынь, Ёрш, не пори горячку!
Ёрш поднялся с места.
– Ладно! Может, я и порю горячку. Только пусть это подтвердят Кравченко и Бокий! Ты не возражаешь? – обратился он к Макарычу.
– Подключай, кого хочешь, – буркнул тот.
– Тогда, до утра!
Ёрш покинул кухню, и на ней воцарилось тягостное молчание. Потом Макарыч встал, и со словами «Спасибо за чай!» оставил меня и Герцога один на один с моими мыслями.
Разбор полётов продолжился утром в расширенном составе в моём домашнем кабинете. Ёрш нарочито вежливо попросил Макарыча повторить рассказ о встрече с Савинковым для вновь присутствующих. Тот сделал это с явной неохотой, потому рассказ получился блёклым, монотонным, но сути, понятно, не утратил. Позиция Ерша была мне предельно ясна, поэтому я следил за реакцией остальных.
Бокий слушал исповедь Макарыча с хмурым видом, время от времени неодобрительно покачивая головой. Интересней было наблюдать за Кравченко-Львовым. Если Кравченко то и дело сердито хмурил брови, то Львов, наоборот, улыбался – это делало выражение их общего лица слегка комичным.
За время ночных бдений – он в ночь дежурил по гарнизону – Ёрш успел основательно подготовиться. Потому его обвинительная речь выглядела и яркой, и убедительной. Эпитеты, отпущенные в адрес Макарыча, звучали весомо и сочно. И самыми безобидными были «безрассудство» и «мальчишество».
Макарычу, надо отдать ему должное, хватило ума выслушать все обвинения в скорбном молчании. Потому речь Ерша стала подобием летнего ливня: прошёл и ушёл – сиди, сохни!
Теперь Макарыч хотел знать моё мнение. Что ж, изволь!
– Ёрш, конечно, погорячился и сильно сгустил краски, так его можно понять – он за тебя переволновался. Я же во всей истории вижу только одну ошибку: тебе не следовало соглашаться на эту встречу, хотя бы ввиду её абсолютной никчёмности. Что ты хотел с неё поиметь?
Макарыч кивнул.
– Истину глаголешь. Ничего я с неё не поимел, разве что от Гиппиус чуть по физиономии не схлопотал. Не знаю, что на меня тогда нашло. Может, Нинины чары до конца не выветрились из головы? Так или иначе, но моё «да» можно приравнять и к безрассудству, и к мальчишеству – прав Ёрш!
МИХАИЛ
На пороге Комендантского дома меня перехватил Кравченко-Львов, ухватил за локоток и отвёл в сторону.
– На заседание не опоздаешь? – хмуро поинтересовался я, высвобождая локоть.