Расплата за предательство - стр. 40
Всем хороших выходных! ❤️❤️❤️
6. Глава 5. Первый круг ада
"Теперь мы к миру спустимся слепому, –
Так начал, смертно побледнев, поэт. –
Мне первому идти, тебе – второму".
И я сказал, заметив этот цвет:
"Как я пойду, когда вождем и другом
Владеет страх, и мне опоры нет?"
"Печаль о тех, кто скован ближним кругом, –
Он отвечал, – мне на лицо легла,
И состраданье ты почел испугом.
Пора идти, дорога не мала".
Так он сошел, и я за ним спустился,
Вниз, в первый круг, идущий вкруг жерла.
Сквозь тьму не плач до слуха доносился,
А только вздох взлетал со всех сторон
И в вековечном воздухе струился.
Данте Алигьери «Божественная комедия»
«Видишь, как легко он продал тебя, лисичка? Больно, наверно, да? Когда тот, кого ты любишь, тебя продает?»
Сказанное все еще отдается эхом в моей голове, но я не рискну повернуться и взглянуть в его глаза. Когда-то видеть в них нежность и заботу, игру? Улыбку? Но не насмешку и желание побольнее ударить. Сейчас в них осталось только это и ненависть. Одно другое дополняет, превращая взгляд когда-то любимых глаз в орудие массового поражения.
Это сложно.
Да, я все прекрасно понимаю и знаю, что сама кузнец своего «счастья», но мне ведь никто не может приказать не чувствовать? Да и попытались бы, не смогли. Больно видеть, как он изменился и, наверно, еще больнее понимать, что это действительно моя вина.
Прости меня, пожалуйста. Я тебя умоляю — прости…
Наверно, поэтому я не могу злиться на него, да? И за слова жестокие, и за поступки, да даже если он сейчас приставит мне к голове пистолет или снова ударит…Я так перед ним виновата, что все стерплю.
Я это знаю.
Нет, не мученица, поверьте. Я боюсь боли физической также сильно, как боюсь боли моральной. У меня не отключились инстинкты самосохранения. Я не сошла с ума. Мне не хочется умирать — в сухом остатке я очень этого боюсь, но…Вина так сильно давит, что не посмею попросить и милости.
Я не посмею.
Потому что искренне верю, что все это заслужила.
С моих губ не срывается и писка, когда его пальцы сильнее вонзаются в мою кожу. Все, что я себе позволяю — это проронить тихие, безмолвные слезы, а потом поплотнее прикусываю язык, когда Ваня хватает меня за волосы.
Сердце подпрыгивает. Он тянет меня быстро, ему плевать, что приходится бежать следом, плевать, когда я падаю. У меня все внутри холодеет, потому что, кажется, его перекрыло окончательно.
Маска и все его хладнокровие растворилось в ночи вместе с огнями родительской машины.
Господи…он меня убьет…После того, что сказал отец? Он точно меня убьет. М-да-а-а…он мою участь облегчать не собирался явно, а Ваня этого не понимает. Или не хочет понять — хотя это уже и неважно, если честно.