Расплата. Отбор для предателя - стр. 20
Кормилица вопросительно смотрит на меня и чуть приподнимает младенца, словно предлагая мне взять девочку на руки.
— Нет, — качаю я головой, — я не буду трогать это…
Однако, вопреки своим словам, я подхожу еще ближе и протягиваю руку, чтобы ребенок мог дотронуться до меня. От ее прикосновения сердце сжимается.
Ведь у нее даже нет имени. Безымянное дитя, которое никогда не узнает, что я ее отец, дитя, которое никогда не узнает, кем была ее мать. Так же, как никогда не узнает, что у нее есть сестра Лили.
Мог ли я поступить иначе? Мог бы сказать, что ребенок выжил? Наверное стоило сделать так…
Ее глаза, они так похожи на глаза ее покойной матери, что мне становится тяжело смотреть в эту чистейшую синеву. Я страшусь видеть в них Элис и вижу то, чего страшусь.
Но еще страшнее мне видеть в них себя. Я участвовал в двух кровавых военных кампаниях, где под моими знаменами умирали тысячи, я сам смотрел в глаза смерти сражаясь с вражескими драконами, чувствуя как их черные когти раздирают мою плоть, как их огонь пытается расплавить мою чешую . Да, я был на грани смерти не раз, но никогда мне не было так страшно, как теперь.
Мог ли я поступить иначе? Мог ли усмирить свою ярость, остановить все это, не отправлять Элис в монастырь, где ее сгубили сумасшедшие фанатики? Как бы повернулась моя жизнь, если бы я успел вернуть ее вовремя?
От злости стискиваю зубы. Никогда в жизни еще сомнения не посещали мою душу. Что же изменилось теперь?
К черту, уже не время думать об этом. Сомнения уничтожат меня, сделают меня рабом прошлого, сожрут мои внутренности без остатка, оставив лишь высохший остов дракона.
Все решения, которые я принимал, я принимал как дракон, а значит все они были верные. Дракон может совершить только одну ошибку - идти против собственной воли. Так учил меня отец, и я знаю, что эта истина единственная основа, на которой держится все в этом мире.
Но сколько бы я ни уговаривал себя, я все же знаю правду. И именно от этой правды я убегаю каждый день, пытаясь найти успокоение в обезболивающем зелье.
Чем дальше я бегу, тем ближе я к правде. Чем больше я злюсь, тем страшнее мне кажется мое собственное настоящее, которое теперь, когда рядом нет Элис, лишено всякого света и смысла.
— Я погубил твою мать, безымянное дитя, — говорю я, обращаясь к малышке. — И я никогда не найду ей достойную замену. А ты будешь служить вечным укором для меня. Твои ясные глаза еще не знают зла. Ты тянешься ко мне, чувствуя родство, но если бы ты знала, что я сделал собственными руками, ты бы рыдала еще громче.