Распад - стр. 1
Распад.
– Ну что? Где они? Электричка уже отправляется…
– Да, сказали, что быстро сбегают… не знаю…
«Электрпэзд проследует до станции Бекасово, остановки… остржно двери закрываются, следующая станция…» – с ненавистью пробубнил машинист.
–Чего делать – то?
– Чего – чего…дёргай стоп – кран!
Раздалось характерное шипение, сержант начинал нервничать – а может они подорвались?
– На чём? Мин вроде бы нет…
– Дебил, подорвались в смысле… ээ, свалили, сдриснули…
– А –а, сбежали что ли?
– Ну да, вот ты дятел, русского языка ни хера не знаешь…
«Осторожно, двери закрываются»
– Дёргай ещё! Без них не уедем, шмотки ихние здесь, значит щас прибегут…а они далеко пошли – то?
– В ларёк, с той стороны вокзала, сам не пойму чего так долго…
«Слышь ты, сука, а ну отпусти стоп – кран! Я тебя найду, и тебе херово будет!» – просипел по громкой связи машинист. Обрадованный хладнокровием машиниста, раскатисто захохотал сержант.. В тамбур влезла неопрятного вида бабка с авоськой – вот спасибо ребята, что поезд подержали, а я уж его ищу – ищу, где моя крохотулечка, как я без него, ведь потеряется один в огромном городе, он же несмышлёныш ещё…Вовик! Вовик? Ты где? Вы видели Вовика?
– Нет, мать, Вовика не видели… а какой он?
– Какой – какой… мальчик маленький, носик такой курносый, кепочка, сапожки. Ну…Вовик, в общем…
– Совсем маленький? Так чего же вы мамаша малыша одного бросили, и где его искать теперь?
– Не знаю… Воо – ооо – оовииик!
В тамбур ввалился здоровенный мужичина с небритой рожей, багровым носом пьяницы, и затухшей папиросой в углу рта – ну? Чё орёшь, мать? Перепонные барабанки в ушах полопались от твоего воя…
– Вот же он! Вовик!!! Нашёлся малыш!
– Вот это «мальчик маленький»? «Носик курносый»?
– Да, это он, сразу узнали?
– «Несмышлёныш»?
Вовик развернулся в нашу сторону, и перекатил папиросу из одного угла рта в другой.
– Чё, проблемы?
– Да нет.
– А хотите, будут?
Он придвинулся ко мне вплотную, обдав запахом какой – то кислятины, и мощным проспиртованным выхлопом.
– Хочешь, мои руки сейчас окрасятся кровью?
– Чьей кровью?
– Ну, хотя бы твоей…
Бабка натужно засмеялась – ох, он у меня с детства шутник, это у него юмор такой, так – то он безобидный, мухи не обидит… я тебе пива купила… три бутылки…
– Пиво это хорошо, а вы… сявки… живите пока… пошли мать…
Он открыл дверь в вагон, не сводя с меня недоброго взгляда, и быстро зашагал по проходу, бабка семенила за сынулей, я громко и облегчённо выдохнул, сержант презрительно ухмыльнулся – ну, где они?
– Купили! Купили! Четыре бутылки!
– Вы чё, тормоза, где ходите? Мы уже два раза стоп – кран дёргали, кореша вашего чуть не убили тут.
– У вокзала водку не продают, пришлось на ту сторону сбегать…
Электричка поехала, в окнах замелькали подмосковные полустанки, совсем скоро нам всем захорошело, оказывается, в армейской службе нет ничего страшного, и сержант такой симпатичный попался, улыбается.
– Жалко мне вас солобоны, скоро перестанете веселиться…
– Это почему, а Слав? (призывник с пышной прядью седых волос запанибрата называл сержанта Славой)
– По ротам вас распределят, и начнёте «летать» как сраные веники, вот почему…
– А что значит «летать»?
– Всё узнаете скоро, и про «летать» и про «сушилку»…
Все притихли, потрясённые мощью неожиданного, такого военного слова «сушилка». Сержант резко встал – подорвались! Солобоны! На выход! Дальше нам пешком топать, электричка поворачивает…
Мы вывалились в темноту, счастливые, пьяные, часа два брели по шпалам, пока не дошли до КПП, воинская часть обдала нас освежающим запахом кислой капусты, в воздухе медленно кружились огромные, разлапистые снежинки, было очень тихо, идиллию нарушал стук работающего генератора.
– Так, щас вещи оставляете в приёмнике, и на склад, одеваться, а то вы на военных не похожи.
«Приёмник» оказался обычной трёхэтажной казармой, мы поднялись на второй этаж и увидели длинные ряды двухъярусных кроватей, застеленных однообразными синими одеялами с каймой из двух чёрных полос.
– О, подкрепление прибыло.