Расколотое сознание - стр. 41
– Точка идёт после: «нет, не буду».
Я выхожу на крыльцо колледжа, родители за мной. Отец зажимает меня двумя руками, останавливая.
– Зоя считает, что тебе следует заниматься тем, что у тебя хорошо получается, – объясняет мать.
Мать легонько похлопывают по предплечью отца.
Я не пытаюсь вырваться из объятий: если я буду попадаться во время разборок на глаза другим, то стану у всех на слуху. Что для меня равносильно аду.
Но это тоже определённый шаг к новой жизни. Я приобретаю цвет, теряю бесцветность.
– Зоя делает то, что ей нравится, но не выглядит счастливой, – замечаю я.
Руки отца сильные, они крепко обнимают меня, но в них нет тепла и заботы, лишь властное повеление.
– Игра на пианино – твоё призвание. Ты станешь знаменит во всех странах. Мы будем ездить на гастроли, станем богатыми.
Мы. Мы. Мы.
А где же я. Где я, в этом механизме, построенном родителями.
– Не хочу.
Майк выбегает из колледжа и подмигивает мне, произнося одними губами: «Соглашайся».
Мама провожает его взглядом, недовольно качая головой. Ветер треплет её поседевшие волосы.
Я всю жизнь знал, что будет завтра, а что произойдёт через неделю. Но всё меняется, механизм движется к «Я», где каждый день что-то новое и неизведанное.
– Ладно, я сыграю этим людям.
Мама довольна. Ну ещё бы, ведь её копилка с моими деньгами снова пополнится.
Неплохо бы уехать на два дня из дома, но я пошёл в очередной раз на поводу этих людей. Или на поводу Майка?
Он закуривает и торопится куда-то.
Отец отпускает меня
– Сегодня в десять нужно быть там. Домой, переодеваться!
– У них ночная туса?
– Туса? Что за слово-паразит!
Они ещё не знают, как я выражаюсь в мыслях.
Чёрный костюм, белая рубашка и ботинки – я сам как пианино.
Привычное стягивание головы из-за лака на волосах.
На лицах родителей довольные, вызывающие отвращения улыбки. Сколько им обещали заплатить за концерт, что они отпускают меня, а не привязывают цепями к изголовью кровати: они ещё так не делали, но я бы не удивился, проснувшись, привязанный к кровати.
Я уставший, и мне лень куда-то ехать. Но сто́ит взглянуть на отца с матерью, и я согласен на всё и сразу, лишь бы их не видеть.
– Как бабушка?
Как по заказу, их улыбки исчезают с лиц.
– Умерла, забыл? Как тебе не стыдно?
– Стыдно врать.
– Ты… Да как мы посмеем врать на такую тему?!
Мамино привычное состояние настолько обыденное, что, когда она оседает по стене на пол, держась за сердце, я не придаю этому значения.
Попытки манипуляций с её стороны имелись разнообразные. Как-то она упала в обморок, с длинным, стонущим вздохом. Я был подростком, но тряс её до истерики, а потом падал в обморок рядом с ней.