Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - стр. 73
Из 16 лиц только четыре (Борэпэр, Дампьер, Ровер и Сен-Жюст) не титулованные. Но список явно неполон: не фигурирует знаменитый маркиз де Сад, который, как известно, был видным деятелем революции.
Опять и здесь пестрая компания, но несомненно, что большинство примкнуло к революции по убеждению (вспомним еще маркиза Лафайета[49]) и опять полезно было бы подсчитать, как много пользы принесли многочисленные аристократы на службе революции. А если принять, что республиканские войска, в случае измены части офицеров, случалось, перебивали остальных, то честная служба многих аристократов в Республике может считаться прямо подвигом. То обстоятельство, что часть их изменила (Лафайет), объясняется вовсе не их неискренностью, а, как и у Дюмурье[50], бессмысленным террором якобинцев. Аналогично нашей революции, все перепуталось: аристократы вели в бой республиканские полки; напротив, вандейцами, включая и дворян, частенько командовали буржуа (стр. 28): «И все-таки тяжело идти в бой под командованием разных Кокро, Жанов, каких-то Муле-Фокаров, Бужо».
Во время великих революций классовые границы совершенно спутываются и хотя несомненно, что в конечном счете после великих революций власть переходит к новым классам, движущей силой всегда является новая идея, воспламеняющая лучших представителей даже обреченных классов.
С этой точки зрения новый аспект приобретает великая трагедия Вандеи, чему посвящено много места в романе.
Трагедия Вандеи. «Вандея – это мятеж духовенства. И пособником мятежа был лес. Тьма помогла тьме; ибо Вандея своего рода чудо. Война темных людей, война нелепая и величественная, отвратительная и великолепная, подкосила Францию, но и стала ее гордостью. Вандея – рана, но есть раны, приносящие славу».
«Если вы хотите понять вандейское восстание, представьте себе отчетливо двух антагонистов – с одной стороны, французскую революцию, с другой – бретонского крестьянина. Стремительно развиваются великие, небывалые события; благодетельные перемены, хлынувшие все разом бурным потоком, оборачиваются угрозой, цивилизация движется вперед гневными рывками, неистовый, неукротимый натиск прогресса несет с собой неслыханные и непонятные улучшения, и на все это с невозмутимой важностью взирает дикарь: странный, светлоглазый, длинноволосый человек, вся пища которого – молоко до каштаны, весь горизонт – стены его хижины, живая изгородь да межа его поля. Он умеет делать лишь одно – запрячь волов, наточить косу, выполоть ржаное поле, замесить гречневые лепешки; чтит прежде всего свою соху, а потом уж свою бабку; верит в святую Деву Марию и в Белую Даму, молитвенно преклоняет колена перед святым алтарем и перед таинственным высоким камнем, торчащим в пустынных Ландах; в долине он хлебопашец, на берегу реки – рыбак, а в лесной чаще – браконьер; он любит своих королей, своих сеньоров, своих попов и своих вшей; он несколько часов подряд может не шелохнувшись простоять на плоском пустынном берегу, угрюмый слушатель моря».