Размер шрифта
-
+

Рахит. Сборник рассказов и повестей - стр. 70

Однажды он приказал:

– Вечером подтягивайтесь к школе – дело будет.

Пришли – Андрюха одноклассницу показал:

– Вон ту козу отлупить надо. Вдвоём справитесь?

Рыжен кивает, а я нет. Это я на словах девчат презираю, а в душе мне их очень жалко – они же не виноваты, что не умеют писать стоя. За что их лупить? И ещё сказалось влияние сестры – с малых лет таскала меня в свои девчоночьи компании. А также отцово воспитание – громкоголосый матершинник он и пальцем не трогал маму. Других женщин тоже. Был такой случай – однажды в застолье соседка Мария Васильевна Томшина закатила отцу пощёчину. Стакан с брагой лопнул в его руке. Показалось, убьет её сейчас – по стенке размажет, голову снесёт, если ударит. А он не ударил – ушёл из-за стола и до конца застолья играл с малышами.

Почему соседка-красавица приложилась ладонью к щеке отца? Теперь, обременённый жизненным опытом, думаю, что любила она его. Отец был видным – лицом чист, грудь гвардейская, силёнка в руках. Как ей было не влюбиться? Год с небольшим – пока не отстроились – ютились они в пустующей нашей землянке. Только напрасно Маруся Томшина вздыхала по моему отцу – строгих моральных правил был человек. Ну и получил за холодность свою….

Думаю, это у меня от отца – рыцарское отношение к женщинам. А Андрей – морду набейте.

– Не буду, – говорю, – с девчонкой драться.

Не до философий в то время было наставнику нашему – взглянул мельком, толкнул в снег:

– Да пошёл ты!

Я ушёл, и больше не ходил к Андрею, в их дом – не водил, как говорят на нашей улице, с ним дружбы.

Ту криминальную историю, если интересно, доскажу. Покончили с собой менты-разбойники – от стыда и позора наложили на себя руки. Один повесился, другой застрелился, будто сговорившись, в один день. Шиляева тут же под стражу. Потом суд – и первый зек на нашей небольшой, в двадцать дворов, улочке.


9


Как-то Рыжен пригласил на Рабочую улицу. Распри наши кончились – шёл я без опаски и с любопытством. Ребята в чьём-то огороде у сарайной стены окоп в снегу вырыли, строчат из самодельных автоматов синюшными от мороза губами:

Тр-р-р-р-….

Швыряются деревянными гранатами в условного противника:

– Бух! Бух!

Падают ранеными, их уносят на носилках в сарай. Вобщем война не на жизнь, а на смерть.

Все попадали. Рыжен последним. Тащить некому – сам заковылял, постанывая. Следом я. В сарае лазарет – лежат на досках герои раненые, чаёк попивают. Две одноклассницы Люба Коваленко и Света Фролова их перевязывают. Мне место нашлось.

– Куда ранили? – спрашивает Светка.

Я на лоб показал. Фролова замотала его бинтом, а Люба чай несёт. Лучше бы она перевязывала – нравится мне эта девочка, что тут поделаешь? Теперь, после замирения общеклассного, стала доступней её красота. Могу смотреть, сколько хочу, а она мне улыбается – ведь я лучше всех мальчишек в классе учусь. Хотя нет, Вовку Матвеева забыл. Этот отличник, как начал с первого класса пятёрки домой таскать, так до сего года ни одной четвёрочки в четверти не было. Только он ещё и в музыкальную школу ходит, на баяне играет – ему драться нельзя: не дай Бог, пальчик сломает. Поэтому его никто и за мальчишку не считает – так, паинька в штанишках. А Любочку я бы до дома прожал и портфель нёс – лишь бы позволила.

Страница 70