Радужная топь. Избранники Смерти - стр. 2
Хотела Элька дитя убить. Рано или поздно узнает Владислав. Проще бросить дуру одну со старой книжницей, что ей пятки лизать готова, да первым возком к Якубу – болит что-то по нем сердце. Да как бросишь родную кровинку, как ее, располневшую, косматую, глупую, оставишь на растерзание Чернцу?!
Агата отошла на шаг, пропуская в двери пришлую колдунью.
– Бабушка, – усмехнулась та из-под платка, тяжело опираясь на палку, вошла в комнату, оглянулась. И княгини едва не ахнули обе: в одно мгновение превратилась гостья из бабушки в барыню. Выпрямилась спина, гордо поднялся подбородок. Словно выше ростом стала в один миг колдунья. И ветер, которому и взяться бы неоткуда в покоях с запертыми ставнями, пролетел, всколыхнул складки на юбках.
– А не знаешь ли ты, матушка, словницу Ханну? – невпопад спросила у гостьи Эльжбета. – Она тоже из Бялого. Уж больно стать у вас схожа.
В дверях, тяжело дыша, появилась нянька. Колдунья, надменно изогнув бровь, бросила ей склянку с какой-то бурой жижей, и нянька торопливо вытащила ногтями пробку и опрокинула снадобье в рот. Скривилась от отвращения, привалилась к дверному косяку, прикрыла глаза.
– Не знаю я Ханны. И господин мой не знает. Мы, те, что под Небом всесильным ходим, друг друга всегда распознаем. Нет среди небовых жриц словниц. Обманула тебя, княгиня, эта Ханна. Ну да ничего. Я не обману. У нее ты тоже просила мужа извести?
И мать, и дочь дернулись вперед, зашикали: что ты! Мыслимое ли дело, в таком-то доме болтать. Слетят с губ неосторожные слова – а за ними и головы с плеч покатятся. Прибьют их в рядок на Страстную стену.
Ворожея улыбнулась удовлетворенно, поняв, что оказалась права.
– Не отвечай, княгиня, я поняла. И даю слово тебе – все силы, что есть моих и тех, что Небом-батюшкой даны, направлю на то, чтоб к первому снегу назвали тебя вдовой! Желаешь ли дитя сохранить?
– Да что ты говоришь? – зашипела Агата. Даже ради Эльки не могла она такого вынести. – Что мелешь? Душу губить невинную, Землей благословленную на княжение? Ведь Владислав Чернский и дитя, что Эльжбета в утробе носит, – последние, кто имеет право на Чернскую землю. Не только душу земную, но и край загубишь. Земля мертвая встанет на годы. А там начнут липовые наследники удел Чернский друг у друга рвать: тут не две капли крови на древний камень, тут реки кровавые прольются…
– Нельзя его убить, – сдавленно проговорила Эльжбета. – Я пыталась. А ведь золотница, не какая-нибудь ворожея. Только отповедью себя покалечила.
Она подняла рукава, показывая поблекнувшие синяки на бледной коже.