Радость, словно нож у сердца - стр. 8
Ей хотелось закурить. На уровне чистых инстинктов, системных команд, поступающих от организма. Вредные привычки иной раз настолько унизительны, что, как она считала, ими есть смысл обзавестись просто ради того, чтобы учиться смирению. Общение между телом и сознанием не слишком-то доступно анализу, в основном эти процессы протекают в самодостаточных глубинах подсознания. Необходимость дышать утверждает сама себя, мгновение за мгновением. Голод говорит с тобой спазмами в желудке, рот сам собой наполняется слюной при одной только мысли о сандвиче. Яркая вспышка или что-то, летящее прямо в глаз, заставляют резко зажмуриться. Все это примеры довольно очевидные. Существуют и едва ощутимые проявления.
Не столь заметные.
Впрочем, о потребности в очередной дозе кофеина сигнализирует головная боль. В дозе никотина – что-то вроде зуда в гортани. И в обоих случаях присутствует беспокойство, бессловесная потребность, умоляющая, чтобы ее осознали.
Смирение – очень полезное качество, особенно для писателя. Становится легче, и не столь болезненно для самоидентификации, видеть – или же воображать – мир с иных точек зрения. Совмещать в себе противоположные взгляды на то, как все устроено, на потайные механизмы различных форм человеческого взаимодействия: убеждений, политики, религии, умонастроений, мнений. Если на что-нибудь подсесть, первым делом избавляешься от иллюзии собственной непогрешимости. От той благородной позы, когда окружающие могут подумать, будто у тебя кол в заднице.
Итак, сейчас у нее есть острая потребность. В сигарете. Скорее всего, эта потребность ее и разбудила, объявившись еще до того, как она открыла глаза – собственно, она их еще и не открывала. Пробудились и чувства, правда, особой информации от них пока что не поступало. Ни звука, ни выраженного запаха. Она лежит на непонятной поверхности – ни мягкой ни жесткой. Нет, сама поверхность, безусловно, присутствует, но при этом никак не воздействует на тело. Словно бы приняв его форму.
Значит, матрас, причем хороший.
И свет сквозь закрытые веки пробивается? Да, но не сказать чтобы назойливый.
– Ой, да пошло оно все, – пробормотала она, открыла глаза и села.
Маленькая комната, кажется, без дверей. Из мебели – только ее кровать. Свет приглушенный, но всепроникающий. Она не могла определить его источника, и он не отбрасывал теней.
Очевидного объяснения этой картине не было. Это не больничная палата, здесь нет запущенности, неизбежно возникающей в заведении, созданном для ухода за страждущими в условиях постоянного недофинансирования. Она не под капельницей. На противоположной стене не болтается на кронштейне старый телевизор. На кровати нет простыни, а она одета – правда, без пальто. А главное – слишком уж здесь тихо.