Ради нескольких строчек в газете. Записки о Доме прессы и Доме радио - стр. 24
(сайт «Подвиг народа»).
Салита был удостоен высокой солдатской награды – медали «За отвагу». В бою у него оказалась перебита кость правой руки. Это было первое из трех фронтовых ранений. После лечения в госпитале медкомиссия признала Салиту «годным к нестроевой службе». Но он хотел воевать, отомстить за погибших братьев.
В Армавире начальник пересыльного пункта предложил молодому инвалиду демобилизоваться. Салита не захотел. Он встретил в городе офицера-кавалериста. Тот шел в черкеске, на голове – папаха, на боку – клинок. Не воин, а загляденье! Салита бросился к нему, попросил:
– Возьмите меня в свою команду, я с детства умею обращаться с лошадьми…
И повезло: парня зачислили в запасной кавалерийский полк. В первый же день командир части, встретив Салиту на плацу, спросил:
– Почему отдаете честь левой рукой? – и, выслушав ответ, приказал зачислить бойца в комендантский, то есть хозяйственный взвод.
Тогда Салита сел в эшелон, в котором отправлялось на передовую пополнение 40-го казачьего корпуса. На фронте он командовал орудийным расчетом. Дело в том, что в каждом кавалерийском полку имелись две батареи. Одна – 76-миллиметровых пушек (образца 1927 года) и вторая – сорокапяток. 76-миллиметровые орудия тянули шестерки коней, запряженных парами…
Вот как рассказал мне о своих фронтовых буднях Ефим Григорьевич:
«Корневой парой лошадей управлял дядя Миша Ткаченко, красивый высокий человек с Кубани. Средним выносом – учитель в гражданке, фамилию его забыл. Однажды во время авиационного налета на нас обрушился бомбовой удар. Лежу, упершись головой в ноги учителя. Враг отбомбился, улетел. Я поднялся. Вижу: учитель переворачивается на спину, а нога у него в прежнем положении – перебило. Я кинулся к пушке. Осколок бомбы сорвал гайку, стержень откатника вырвался и пробил лошади голову…
В Белоруссии враг нас запер, окружил, думал, что мы будем прорываться назад, на восток. Но Исса Плиев, он командовал нашим корпусом, перехитрил: мы вырвались на запад. Прозвучало: «По коням!». И скачем, скачем…
Плиева хорошо помню, он осетин. Однажды сижу на лафете, дремлю над книгой и вижу белые ноги лошади. У комкора была великолепная лошадь, с желтой волнистой гривой почти до колен, как на картинах Васнецова.
– Что читаете?
– «Божественную комедию» (мне надо было думать о будущем, я в Армавире на толкучке выменял за соль учебники для 9-10-х классов – «Химию» Верховского, «Геометрию» Киселева – и двухтомник Данте).
– Что «Земную жизнь, дойдя до половины…»? Так, кажется, у Данте?
– Так, – кивнул я…
– Ну, тебе далеко до половины. Еще и четверти, пожалуй, не дожил, – сказал генерал и ускакал, сопровождаемый офицерами и охраной.