Раб моих желаний - стр. 44
– Долго мне ждать?!
Служанка подскочила от неожиданности и запинаясь пролепетала:
– Г-г-оворят, вы лорд Фокхерст?
– И что же?
– Пожалуйста, молю вас, скажите, что сталось с моей госпожой? Она не вернулась…
– И никогда не вернется.
Он круто развернулся, и Милдред наконец увидела его лицо.
– Во имя Господа Бога, только не вы!
Уголок его рта чуть приподнялся в зловещей усмешке.
– Почему же не я?
В голове Милдред мелькнула мысль о богатстве. Может, броситься к двери? Или упасть на колени и просить о пощаде?
Она вспомнила о том, что милая нежная Ровена находится в лапах этого зверя, и едва сдержала слезы.
– Господин, не троньте ее! – взвыла она. – У бедняжки не было выхода…
– Молчать! – зарычал он. – Думаешь, меня можно разжалобить лживыми речами? Не важно, ради чего она пошла на это! Я поклялся, что ни один человек не причинит мне зла, не поплатившись сторицей!
– Но она леди!
– То, что она имела счастье родиться женщиной, спасет ее от немедленной смерти, но не изменит участи! И не помогут никакие твои сетования и уверения. Поэтому не стоит тратить время на уговоры, иначе тебя постигнет та же судьба!
Милдред сочла за лучшее придержать язык. Уоррик преспокойно протиснулся мимо нее, направляясь в бывшую спальню Ровены, хотя знал, что служанка последовала за ним и теперь стоит, ломая руки и не вытирая слез, что катились из светившихся добротой карих глаз. Конечно, он у нее в долгу, но если настырная баба еще раз попытается вступиться за белокурую сучонку, непременно запрет ее в самой глубокой подземной темнице Фокхерста. Он слов на ветер не бросает!
Очевидно, он оказался в хозяйских покоях. Об этом говорили дорогие вышивки, позолоченное оружие на стенах и резная кровать. Уоррик подошел к единственному сундуку, откинул крышку, и обилие дорогих убранств только подтвердило его предположения. Все же он спросил:
– Это принадлежит ей?
– Д-да, – насилу вымолвила Милдред.
– Моим дочерям пригодятся новые платья, – бросил он так равнодушно, что испуг камеристки мгновенно сменился гневом.
– Это все, что у нее осталось! – выпалила Милдред. Уоррик соблаговолил обратить на нее свой взор, и служанка с похолодевшим сердцем заметила, что серебристо-серые глаза, как и голос, оставались совершенно бесстрастными.
– Ошибаешься. У нее не осталось ничего, кроме тех лохмотьев, что я соизволю ей дать. Поверь, я не забуду, что мне оставили еще меньше.
Безразличие? Нет, он кипит мстительной злобой! И вероятно, самое страшное еще впереди. И нечем помочь горю Ровены, ведь Фокхерст не желает знать, что несчастная девочка, подобно ему, просто жертва обстоятельств. Конечно, все доводы Ровены ничего не значат для человека, оказавшегося не жалким рабом, не грязным крепостным, а знатным лордом. Такой, как он, не потерпит столь ужасного оскорбления! Лучше было сразу прикончить его, чем отпустить в надежде, что он проглотит оскорбление.