Раб колдуньи - стр. 9
Вот не помню, какая она была на вкус. Вроде бы кислая, и немного соленая. Помню, что охала Акулинушка наша от блаженства, постанывала и вздыхала томно так, да подмахивала задом, все сильнее прижимая меня к стенке. Думал, расплющит мне нос своей необъятной жопой. Долго лизал. Язык одеревенел с непривычки-то. Я вообще-то бабам никогда не полировал даже кунку, тем более под хвостовик залезать – ни боже мой! Воротило даже порнуху такую смотреть. А тут самому пришлось изучать тонкую науку ануслинга. Это я потом узнал, как правильно, по научному отлизывание женской задницы называется. А тогда просто чавкал и ждал, когда же она наконец насытится моим унижением и кончит. Пусть мне в лицо даже пёрнет, лишь бы всё это поскорее прекратилось бы!
Забыл же, идиот, что она прекрасно всё слышит, вот и накаркал. Пёрнула, сука. Несильно так, но припустила шептуна.
Впрочем, в тот момент я даже и не почуял ничего такого, особо противного. Всё думал, как же так опустился, что садистку бабу облизываю, которая над моим братом глумилась и чуть до обморока его не довела! Вот себя от боли спас, еще и её ублажаю! Как будто бы её благодарю, что не меня, а его она высекла. Приятно ей делаю, жопу готов лизать!
Стыд меня с ума сводил. Чувство вины.
Хотел было умыться, но Коля меня опередил. К бадье с водой кинулся и давай умываться, а мне так рукой машет, мол не подходи. Я что ты, братка, давай помогу, полью водички-то. А он мычит, головой крутит из стороны в сторону, глаза закрыл и рукой всё меня отгоняет. Я наклонился над ним, чую, что он него женской мочой несёт. Вот оно что! Обоссала она его там, в бане-то!
Умылись мы кое-как, сидим рядом, друг на друга нет сил даже посмотреть. Хотя чего тут стыдится-то? Сопротивляться злой ведьме мы все равно не в состоянии. Что мы можем сделать, если даже мысли наши о побеге она легко читает. Да и честно говоря, у меня лично и не осталось таких мыслей. Апатия полная. Лишь бы не била она нас больше, не заставляла работать, дала бы отдохнуть. Но солнце еще высоко было, так что отдыха холопам никто предоставлять не собирался.
Улеглась опять эта стервоза в свой шезлонг, чуть халатиком прикрылась, а так как голой была, так и осталась, ничуть нас не стесняясь. Да и чего нас стесняться-то? Холопы мы её, сами это понимаем, и она прекрасно видит, что мы это понимаем. Смирились. Её это наше смирение особенно радует, омуты-глазищи её сияют надменным огоньком. Наконец-то настоящей барыней себя ощутила, видать давно у неё никто в холопах не бывал, в ногах не валялся да под розгой не страдал. Изголодалась по власти над невольниками её темная сущность. Интересно, почему так? Неужели кому-то удавалось от неё сбежать? Или, не дай бог, изводила она их до смерти?