Раб колдуньи - стр. 6
Какая скащуха, думаю я. А Хозяйка наша вслух на мои мысли отвечает:
– А вот такая, что не запорю я его до смерти, а лишь до полного бесчувствия и то будет ему уроком, ясно?
Куда уж яснее, киваю я, а сам всё молчу, вдруг да не узнает она, о чем я на самом-то деле думаю. Да какой-то там! Всё она про нас знала с первого самого дня. Всё, вот только не всё нам говорила…
– Олежек, обращается она ко мне почти ласково, подай-ка прутик. И ногу свою с моей головы убирает. Как только ногу убрала – так и смог я на четвереньки встать и проползти до пучка розог. А иначе никак не мог даже пошевелиться – такую силу она над нами имела.
Покорно ползу, подаю ей розгу. Со свистом взмахивает она этим прутом, рассекая воздух, примериваясь как сейчас вжарит по нашим голым, скользким от пота телам. И мне опять указывает куда лечь – чтоб головой под её стопой оказался – так ей, видимо, легче меня контролировать.
Ну и пошла потеха!
***
Взмахнет Акулина рукой – я маму родненькую вспоминаю. Наискосок – от жопы до плеча как будто раскаленной саблей меня рассекает. Дергаюсь, напрягаюсь весь, а пошевелиться ни-ни! Будто пригвожден я к полу её тяжелой стопой. Взмахнет еще разок – брательник мой Николаша визжит да охает, тоже, как червяк под её правой пятой корчится. А она два раза по мне протянет, так что слезы из глаз просто сами брызжут, и два по Коле – тот аж заходится криком. Потому как боль от тех прутьев невыносимая была. Это потому, что порола нас Акулина в самой парной, по разгоряченным телам, когда не то что розга, а и малейшее прикосновение особо остро ощущается.
Выли мы с братом, скулили, молили о пощаде, да только без толку всё это было. Порола нас эта сучка с особым наслаждением, в первый раз, и этот первый раз для неё как самый первый оргазм за ночь – особо вкусным казался. Потом она нас каждый день ведь охаживала, но сама признавалась, что как в первый раз уже того эффекта никак не могла достичь. Всё как будто чего-то не хватало. То, да не то. Кайф притупился. Вот и изощрялась потом в наказаниях своих и мучительствах особым образом. Но об этом после.
А в тот раз чувствую, что уже не могу орать – горло саднит и рот пересох. А не орать тоже не получается, – садюга это кладет удары рядком, вдоль спины, в ложбинку между ягодиц норовить прутом попасть – там особо болючее место, а я даже повилять жопой не могу – прищемила Хозяюшка мою голову жирной своей пяткой – будто голову в медвежий капкан сунула. Коля тоже, смотрю, уже зажмурился и хрипит как-то по-особому, нехорошо так хрипит. Как бы не сердечный приступ у него случился, думаю я с надеждой, что мысли мои Акулинушка прочитает, и хотя бы брательника помилует.