Раб. Книга 1. Чужая боль - стр. 49
Позорище какое, разревелся идиот, расскажи ей ещё, где у тебя болит…
Тамалия
Всё я сделала не так, слишком рано, не доверяет он мне, не готов выговориться, хотя кажется, прекрасно понимаю всё, что мог бы сказать, чуть ли не мысли слышу.
Антер до боли стискивает меня, замочив пеньюар, какое-то время не отдаёт себе отчёта, после останавливается – резко, видимо, приложив массу усилий и не удивлюсь, если снова прокусив губу.
– Простите меня, госпожа, – отстраняется, отпуская.
– Мне на «ты» больше понравилось, – улыбаюсь.
– Простите, – вспыхивает.
Лежащий в кармане пеньюара коммуникатор – привычка всегда держать его рядом – впивается в ногу и я протягиваю руку чуть поправить. Антер вдруг взвивается, в мгновение оказавшись на полу у моих ног, сжимая колени:
– Не надо, пожалуйста, я никогда больше…
– Ты чего? – удивляюсь, но тут же доходит: видимо, решил, что без пульта я бы к нему не отправилась. – Это комм, смотри, – достаю, демонстрирую. – Твой пульт в сейфе. Он мне не нужен, я бы выкинула его, если бы…
– Что если бы? – хрипло. Отпускает руки, что это у него за «можно касаться – нельзя касаться»? Не подаю виду, что заметила.
– Всё сложно, – вздыхаю. – Возвращайся в кровать.
– Когда будете продавать?
– Никогда. Клянусь.
Да когда же ты уже научишься хотя бы подниматься сразу же, а не стоять ещё полчаса на коленях, выясняя, что тебе грозит?
– Только не Амире, умоляю, не к ней, я всё сделаю, приказывай… Только не к ней… Что угодно… Лучше обратно на опыты… С колен не встану, любую прихоть исполню, только не возвращай меня…
Кажется, меня тоже затрясло, обхватываю его голову.
– Ты что… – шепчу, – никогда, не думай даже, никогда, клянусь тебе, я тебя ей не отдам, всё сделаю, чтобы ты даже случайно к ней не попал…
– Что такое клятвы господ…
– Для тебя пустой звук, понимаю…
Вскидывает глаза, в них будто что переключается. Ну слава богам, хотя бы не решает вновь вымаливать прощение.
– Какое будет наказание? – глухо спрашивает, покусывая губу.
– Не будет никакого наказания, – отвечаю. – Спать ложись.
– Но я же такого наговорил…
– Я ничего не слышала, – усмехаюсь. – Тебе приснилось. Спи.
Аккуратно поднимаюсь, обхожу его, чтобы не задеть случайно. Так и стоит на коленях, провожая меня взглядом. Горе моё. Надеюсь, всю ночь стоять не будешь?
Хочется вернуться, обнять, приласкать. Только, боюсь, снова передёргиваться начнёт.
Дура я. Всё сделала не так.
С утра, едва успеваем позавтракать, заявляется Олинка, дочка дорогого Корнеля. Есть же мужики, которые на исключительно женской планете умудряются занимать такое высокое положение и отхватывать себе горы деньжищ!