Книги Виктора Голкова:
– “Шаг к себе”. Кишинёв: Литература артистикэ, 1989.
– “Правдивая история страны хламов” (с О. Минкиным). Минск, 1991.
– “У сердца на краю”. Кишинёв: Литература артистикэ, 1992.
– “По ту сторону судьбы”. Тель-Авив, 1996.
– “Парад теней”. Тель-Авив, 2001.
– “Перекрёсток ноль”. Книга стихотворений. Тель-Авив—Москва: Издательское содружество А. Богатых и Э. Ракитской (Э.РА), 2005.
– “Сошествие в Ханаан”. Избранные стихотворения 1970—2007. Иерусалим—Москва: Издательское содружество А. Богатых и Э. Ракитской (Э.РА), 2007. Серия ЛЕТА-А.
– “Прощай, Молдавия: стихи 12-ти поэтов” (предисловие и подборка стихотворений). Москва: Издательское содружество А. Богатых и Э. РАкитской, 2010.
– “Эвкалипт и акация”. Эванстон: ОКНО, 2010.
– “Тротиловый звон”. Э.РА: Москва-Тель-Авив, 2014.
«Пыль над городом – жёлтая маска…»
Пыль над городом – жёлтая маска.
Помутнело в машине стекло.
Сочиняется страшная сказка,
быть в которой – моё ремесло.
Стал я ближе не к небу, а к Мекке,
к иудейской отраве приник.
Человеки кругом, человеки,
да песок – вперемешку и встык.
Он когда-то торчал монолитом,
перерезать пространство хотел.
Всё равно: быть живым, быть убитым,
лишь бы он на зубах не хрустел.
Золотая метка –
Одинокий лист.
До утра над веткой
Слышен ветра свист.
Скоро заискрится
Чёрная вода.
Здесь не станет птица
Вить себе гнезда.
А чтоб ветер жгучий
Не унёс тайком,
Он на землю лучше
Упадёт ничком.
«Наутро белый саван сшили…»
Наутро белый саван сшили
Туманной осени.Как в шторм,
Сугробы-волны заходили,
И птичий затерялся корм.
В нас остаётся мысль о лете.
И только.Замерзает взгляд
На ветках, что в неверном свете,
Белесом, неподвижно спят.
«Вдруг подумал – может эта…»
Вдруг подумал – может эта
И была мне суждена?
Ту любовь, которой нету,
Перестала ждать жена.
Только жизнь ведь не уловка,
Не увёртка, не приём.
И скользнула, как воровка,
Мысль в забвения проём.
«Как всегда, необычайно странен…»
Как всегда, необычайно странен,
Вечер, расплескавшийся в тумане.
Как обычно, свыше всяких мер,
Спящий город тих, безлик и сер.
Только крылья настоящей птицы синей,
Голубее не бывает и невинней,
Над пустой столовой, на углу,
Машут мне сквозь уличную мглу.
Оторвали от Москвы
И великого Ростова,
И упало наземь слово,
Как корона с головы.
На другом краю земли
Пользую святое право,
Бросив мёртвую державу,
Лазить по уши в пыли.
«Мы шли по прозрачному лесу…»
Мы шли по прозрачному лесу,
Болтая о том и о сём,
Не чувствуя страшного веса,
Который сейчас мы несём.
А может в году достославном
Брели по дороге пустой,
Мечтая о чём-нибудь главном,
Какой-нибудь цели святой.
И вовсе не выглядел старым
Тот город, где крыши внахлёст.
И тени скользят над бульваром,
Касаясь верхушками звёзд.
«Снова смотришь взглядом…»
Снова смотришь взглядом
ностальгическим…
Знаешь, я тебя не выбирал.
Стала ты явлением логическим,
Даже если где-то я приврал.
Тронутая тенью увядания,
На исходе лета ты мила.
И струится холод опоздания
Возле нас, сидящих у стола.
Шепчешь мне свои слова горячие,
Принимаю этот нежный вздор.
Любят так одни только незрячие,
В комнате с исходом в коридор.
«Я мог бы родиться арабом из Газы…»
Я мог бы родиться арабом из Газы,
Бормочущим суры протяжно
В каморке, где нет ни ковра, и ни вазы,
Нет радио, впрочем, не важно.
Но я появился в Советском Союзе,
Кряхтящем под властью народа,
Мусолящем красную тряпку иллюзий
Бог знает с которого года.
И вот наконец-то в Израиле тесном
Я втиснут в железную рамку.
Манером, до тонкости в общем известным,
Я должен тянуть свою лямку.
Зачем же лукавить, какого, мол, чёрта,
Я не был китайцем и греком.
Не ел натощак шоколадного торта
В стране, истекающей млеком?
«Эта древняя повесть звенит, как металл…»
Эта древняя повесть звенит, как металл.
Лёд декабрьский был тонок…
Белым лебедем, кажется, так и не стал
Гадкий серый утёнок.
Значит, кожа свиная рябит сквозь узор,
ночь опять распростёрлась.
Хоть на пёстрой обивке как будто с тех пор
Позолота не стёрлась.
Что за дело – несчастную клячу хлестать
И корячиться в спешке?
