Размер шрифта

Пятое измерение. На границе времени и пространства (сборник) - стр. 60

Когда устроить я хотел,

Просил ли твоего совета

Для множества толиких дел?

Как персть я взял в начале века,

Дабы создати человека,

Зачем тогда ты не сказал,

Чтоб вид иной тебе я дал?

«Ода, выбранная из Иова», 1749–1751

Каково чувствовать себя первым? Не первым среди, а первым по счету? Когда он еще не открыт? Между карьерным немцем и непросвещенным соотечественником?.. Испытывая на себе и неприязнь мафии, и неприязнь к мафии одновременно?.. Русский язык зафиксировал эту неприязнь к знанию как к немцу (не мы, немой): школяр и шулер – непочетные слова, вошедшие в язык из иностранных, но внутренне переведенные в противоположный смысл – ученик и ученый – стали тупицей и жуликом.

Угрюмы взглядами, игреки, пеги, смуглы,

Багровые глаза, продолговаты, круглы,

И кто горазд гадать и лгать, да не мигать,

Играть, гулять, рыгать и ногти огрызать,

Нагаи, болгары, гуроны, геты, гунны,

Тугие головы, о иготи чугунны,

Гневливые враги и гладкословный друг,

Толпыги, щеголи, когда вам есть досуг,

От вас совета жду, я вам даю на волю:

Скажите, где быть га и где стоять глаголю?

«О сомнительном произношении буквы Г в российском языке». Между 1748 и 1754 гг.

Немец-профессионал (спец), не озабоченный судьбою чужого отечества, и родная власть, более заинтересованная в репутации благодетеля и просветителя, чем в реальном благе и просвещении, – им гораздо легче понять друг друга, чем Ломоносова, жаждущего реальных дел. Один Ломоносов. Ему мал парик.

Неправо о вещах те думают, Шувалов,

Которые Стекло чтут ниже Минералов,

Приманчивым лучом блистающих в глаза:

Не меньше польза в нем, не меньше в нем краса.

. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .

Напрягся мышцами, и рамена подвинул,

И тяготу земли превыше облак вскинул.

. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .

Внезапно черный дым навел густую тень,

И в ночь ужасную переменился день.

. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .

Но Етна правде сей свидетель вечный нам,

Которая дала путь чудным сим родам.

. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .. . . . . . . .

Но что ж от недр земных, родясь, произошло?

Любезное дитя, прекрасное Стекло.

«Письмо о пользе Стекла…», 1752

Каждый сколько-нибудь учившийся русский человек помнит Ломоносова. Не только его стертый от бесконечных тиражей все тот же портрет, не только, что «…сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому…» Мы помним его физически. Не только как скудость нашего школьного кабинета физики с запертым от нас реквизитом ломоносовской же поры, но и как эту вот предэкзаменационную бессонность с острой завистью к кошке ли, дремлющей без забот, к собаке ли, пересекающей двор. Никто из нас, однако, не дозубрился до того, чтобы позавидовать насекомому. «Кузнечик дорогой, коль много ты блажен…»

Страница 60

На следующую страницу