Пятнадцать жизней Гарри Огаста - стр. 53
Я смотрел на него, чопорного мужчину с усиками, и размышлял о том, можем ли мы быть с ним во многом похожи. Когда Халны уволили дворецкого, я в целях экономии стал прислуживать в доме вместо него. Стоя за спинкой стула отца, сидевшего во главе стола, я наблюдал за тем, как он педантично разрезает пережаренного цыпленка на множество квадратных кусочков. Я видел, как он запечатлевает ритуальный поцелуй на щеке своей супруги, когда она приезжала из Лондона, и еще один, точно такой же, когда она отбывала обратно, обновив свой гардероб. Я слышал, как тетушка Виктория в ненастную погоду шепчет, что в холод у отца болит раненое бедро. Отец в свое время получил на войне всего лишь царапину, однако со временем убедил себя, что это серьезное увечье. Тетушка Виктория знала какого-то человека в Алнике, который был знаком с другим человеком в Лидсе. Тот, в свою очередь, регулярно получал из Ливерпуля новомодный препарат под названием диацетилморфин. Выяснилось, что именно он и требуется моему отцу. Я видел через приоткрытую дверь, как отец, лежа на кровати, впервые принял его. Сначала он задрожал, потом его мышцы стали подергиваться, словно от судорог. Затем тело его расслабилось, а изо рта к уху протянулся ручеек слюны. Тут тетушка заметила меня, назвала глупым мальчишкой и, ударив тыльной стороной руки по лицу, захлопнула дверь.
Человека из Алника арестовали три дня спустя. В полицию пришло анонимное письмо. В нем говорилось, что мистер Трейнор, занимающийся торговлей бокситами, проявляет интерес к мальчикам и пристает к ним. В письмо было также вложено свидетельство одного из несчастных детей, подвергшихся сексуальным домогательствам, который подписался как Г. Если бы полицейским пришло в голову пригласить эксперта, тот наверняка обратил бы внимание на то, что почерки взрослого автора письма и несовершеннолетнего пострадавшего носят явные признаки сходства. Однако этого сделано не было. Зато следы укуса на большом пальце мистера Трейнора, обнаруженные во время допроса, были признаны отпечатками именно детских зубов. В результате, хотя никаких других улик в распоряжении полиции не оказалось, мистеру Трейнору было рекомендовано как можно скорее уехать из города.
В моей первой жизни мой биологический отец если и испытывал ко мне какой-то интерес, то внешне никак его не проявлял. Во второй жизни я слишком быстро покончил с собой, чтобы помнить что-то из того, что происходило вокруг меня. Однако в третьей жизни мое поведение во многом стало другим, и это вызвало изменения в отношении ко мне Хална. Это, в частности, выразилось в том, что между нами стала возникать некоторая духовная близость во время посещений церкви. Халны были католиками. Они за свой счет построили неподалеку от поместья часовню, в которую ходили и окрестные жители – по той простой причине, что она располагалась неподалеку от их домов. Местный священник, преподобный Шеффер, был грубоватым человеком, который предпочел забыть о своем гугенотском воспитании и сделать выбор в пользу более многообещающего, с его точки зрения, католицизма. Вместо черного одеяния он носил красное, и в его проповедях, как правило, присутствовали жизнерадостные нотки. Ни я, ни мой отец никогда не ходили в часовню, если могли застать там отца Шеффера, поскольку это означало бы, что нам придется общаться в его присутствии. Между тем, когда его не было, обстоятельства волей-неволей заставляли нас с отцом контактировать непосредственно между собой.