Пятая сила - стр. 18
Замок погружался в сон. Кто мог спать – спал. Но многим приходилось и работать. Свадьба сама собой не свершается. Яства сами собой не готовятся. Платья сами собой себе не шьются. Мечи сами собой не куются.
С чего это на мечи потянуло? Напротив, мир шаткий сменяется миром крепким.
Опять он ощутил чужой взгляд. Здесь-то отчего? От усталости, не иначе.
Фомин вернулся в комнату.
Рыцарь-послушник спал деликатно, без храпа. А вот чутко ли?
Фомин вынул кинжал из ножен. Спит. Ладно, ножны у кинжала ремейские, бесшумные. Почти. Он полуобнажил саблю и тихонько ударил по ней кинжалом.
– А? Что? – встрепенулся рыцарь-послушник.
Три с двумя минусами. Сон чуткий, но пробуждение бездарное.
– Вы, кажется, задремали…
– Простите… простите, доблестный рыцарь, не знаю, как это получилось…
– Ничего, где ж и передохнуть, как не среди друзей. Наверное, много хлопот?
– Нет, ничего особенного, – не стал искать оправдания рыцарь-послушник. – Обыкновенная служба. Просто я оказался слаб. Даю обет не пить вина в течение срока, который положите вы мне, доблестный рыцарь.
– Но завтра свадьба, а по этому случаю не пить – нанести оскорбление дому.
– Я попрошусь во внешнюю охрану.
Действительно, жертва великая.
– Об этом мы поговорим утром, а сейчас…
Рыцарь-послушник с подобающими церемониями покинул покой. Пошёл, наверное, писать отчёт о проведенных часах. Ничего особенного, это входит в обязанности послушника. В этом нет ни недоверия, ни, тем более, оскорбления, одна только служба. Предосторожность. Развитие навыков.
Фомин вернулся к столу. Обет, не обет, а пить всё-таки он не будет. Поесть – другое дело, стерлядь оказалась отменной, и он отдал должное и мастерству рыбака, и мастерству повара.
Затем улегся, но не в кровать, а на покрытое шкурой грубое ложе для оруженосца. Наказать себя за чревоугодие. Он отцепил сабли, кинжал положил рядом.
Чужой взгляд тревожил. Больно нехороший взгляд. Ничего плохого от баронессы он не ждал – и свадьба, и вообще, никто без крайней нужды не портит отношения с домом Кор. Но темна вода во облацех, а душа во человех…
Он прикрыл глаза, погружаясь в дрему. Плавал у поверхности, даже не сколько из опасения глубокого сна, он, глубокий-то – самый чуткий, просто в таком состоянии на ум порой приходили любопытные соображения. Потом девяносто девять из сотни в свете дня таяли. Но сотое порой дорогого стоило.
В который уже раз снилось ему возвращение. Коллективное сознательное – этот сон чаще всего снился экипажу. Но каждому виделось своё. Долгое время они записывали сны, пытаясь там, в подсознании отыскать хоть что-нибудь. Потом перестали.