Пятая печать - стр. 12

– Но я все же думаю – если мне вообще позволено что-либо думать, – я думаю, что возвышенный вкус имеет определенное право воздействовать на вкусы более низкие и менее развитые, чтобы те поскорее менялись. Возвышенный вкус, полагаю я, такое право имеет.

Дюрица снова прищурился и произнес на сей раз чуть тише:

– Ну-ну…

– Что вы сказали? – спросил фотограф.

– Я сказал: ну-ну, – ответил часовщик.

Фотограф вспыхнул. Все лицо его залилось краской.

– Простите, как это понимать?

– Да никак, – ответил Дюрица. – Продолжайте, почтенный…

– Не обращайте внимания, – сказал столяр Ковач. – Он любит других задирать.

– Словом, я полагаю, что если мы сами уже достигли какого-то совершенства, то наш долг как-то подталкивать, стимулировать отстающих, чтобы те поскорее меняли мнения и отказывались от своих устаревших позиций.

– Ну-ну, – в третий раз произнес часовщик и поднял стакан. – Вот кто может далеко пойти! – сказал он и отпил из стакана.

– Куда пойти? – не понял столяр.

– Далеко, – повторил Дюрица и продолжил: – Ну что же, будем здоровы, выпьем за то, что дорого именно нам, а не кому-то другому!

– Это верно, – подхватил хозяин трактира. – Не станем никого лишать радости, приглянулась кому дурнушка – пускай радуется на здоровье.

– Честно признаться, – сказал книжный агент, – я тоже считаю так, что ежели статскому советнику доставляет радость нагишом выплясывать на балконе, то и пусть себе пляшет или чем он там занимается. Я это, прошу заметить, совершенно серьезно, без тени сарказма сейчас говорю. В конце концов, если что и придает нашей жизни смысл, то это уверенность, что мы вправе поступать сообразно собственной воле. А иначе разве могли бы мы вообще называться людьми? Верно я говорю?

– Верно… Верно… – согласился хозяин трактира.

– Святая правда, – поддержал его Ковач. – Это надо быть дьяволом, чтобы с ней спорить!

Фотограф повертел перед собой стакан:

– Да… конечно…

– Вы только вдумайтесь, – продолжал Швунг. – Ваш этот советник, дружище Бела, то бишь статский советник, который голым разгуливал по балкону, он, наверное, потому и придумал себе это экстравагантное занятие, что мыслил не так, как простые люди. Я вовсе не осуждаю его, но представьте себе, что такому советнику поручили обеспечивать население хлебными карточками. Или еще до войны, положим, он должен был заниматься заготовкой зерна. И вот придет он под вечер домой, а в голове по-прежнему крутится: какой ожидается урожай пшеницы да ржи, или сколько необходимо распределить хлебных карточек, и, вообще, так ли пойдут дела, как ему хотелось бы? Ну подумайте, что у этого типа в черепке творится! Представляете, выходит такой господин на улицу, где множество женщин, мужчин, детей, влюбленных и стариков и всех прочих, и думает про себя: а ведь это их мне надлежит обеспечивать хлебом, это им выдавать пайки! И видит уже не людей, а дневные пайки! Вон, говорит, два пайка пошли, а там – один паек, а там – паек для старика, которому на следующий год, наверное, уже не понадобится хлебная карточка, бедолага ужасно кашляет и едва волочит ноги. А при виде подростков подумает: этим вот на будущий год уже взрослую норму давать придется!