Пятая колонна. Рассказы - стр. 13
Филип. Я читал в одной книжке, но все не имел возможности убедиться… Правда, что каждая американка, проникшись к мужчине чувствами, первым делом пытается заставить его от чего-нибудь отказаться? Попойки бросить или там сигареты «Виргиния», гетры, охоту, еще какой-нибудь вздор?
Дороти. Нет, Филип. Дело в тебе, ты бы для всякой женщины оказался твердым орешком.
Филип. Надеюсь, что так.
Дороти. И я вообще не хочу, чтобы ты от чего-то отказывался. Наоборот, я хочу, чтобы ты за что-нибудь взялся.
Филип. Хорошо. (Целует ее.) Обязательно. Ты пока завтракай. Мне нужно вернуться к себе и кое-кому позвонить.
Дороти. Филип, не уходи.
Филип. Я мигом обернусь, дорогая. И буду страшно серьезным.
Дороти. Знаешь, что ты сейчас сказал?
Филип. Конечно.
Дороти (просияв от счастья). Ты сказал: «дорогая».
Филип. Я знал, что это болезнь, но не подозревал, что заразная. Прости меня, милая.
Дороти. «Милая» – тоже прелестное слово.
Филип. Итак, до свидания… э-э… любимая.
Дороти. «Любимая»? О, дорогой!
Филип. До свиданья, товарищ.
Дороти. «Товарищ»? Ты только что говорил: «дорогая»!
Филип. Да, «товарищ» – слово серьезное. Не стоит им просто так разбрасываться. Забираю назад.
Дороти (восторженно). Ой, Филип, у тебя развиваются навыки дипломата!
Филип. Боже – ну, или кто там – меня упаси!
Дороти. Не кощунствуй. Еще накличешь беду.
Филип (торопливо, довольно мрачно). До свиданья, дорогая-любимая-милая.
Дороти. «Товарищем» больше не называешь?
Филип (в дверях). Нет. Видишь ли, у меня развиваются навыки дипломата.
Уходит в соседнюю комнату.
Дороти (звонит Петре. Говорит с ней, сидя на постели и удобно откинувшись на подушки.) Ах, Петра, он просто душка – такой резвый, игривый! Но вот беда: не хочет ничем заниматься. Он якобы должен писать для какой-то дурацкой газеты в Лондоне, но люди из цензуры поговаривают, что он туда ничего не посылает. Филип для меня – глоток свежего воздуха после Престона с его вечными рассказами о жене и детях. Ну и пусть себе возвращается к ним, раз уж прямо жить без них не может. Спорим, что не вернется? Ох уж эти женатики-отцы военного времени. Сначала подбивают клинья, а едва затащат тебя в постель, как начинают клевать тебе мозг разговорами о жене и детях. То есть именно что «клевать». Не знаю даже, как это я столько терпела. Вдобавок Престон такой мрачный. Только и повторяет, что город падет, и глаз не сводит с карты. Очень раздражает, когда мужчина весь день пялится на карту. Отвратительная привычка, правда, Петра?
Петра. Сеньорита, я в этом не разбираюсь.
Дороти. Ах, Петра, вот интересно: что он теперь поделывает?