Пять сталинских героев - стр. 16
Но тогда почему, в документе этот факт есть, а вот о самом главном – об «огненном таране» – ни слова?
Как же при этом не усомниться: а был ли таковой?
Пройдут годы и жители деревни Мацки, возле которой 26 июня 41-го упал горящий советский бомбардировщик, примечание в архивном документе подтвердят, дополнив подробностями: самолёт упал на краю болота (примерно около двух километров от шоссе Молодечно – Радошковичи).
С крыла самолёта выпрыгнул с парашютом лётчик.
Когда приземлился, к нему на машине подъехали немцы и пленили.
А с крыла ДБ-3 согласно его конструкции мог выпрыгнуть только один пилот!
А как же экипаж?
Спасая свою жизнь, Гастелло бросил его на погибель?
На все эти вопросы однозначно ответить теперь невозможно.
Не исключено, что экипаж уже погиб, и пилот решил использовать последний шанс.
Дальнейшая его судьба неизвестна.
На месте гибели бомбардировщика местные жители нашли полуистлевшую гимнастёрку, а в ней – не отправленное письмо на имя Скоробогатой (по-видимому, жена лейтенанта Скоробогатова), а также медальон с инициалами «А.А.К» (сержант Алексей Александрович Калинин).
И, наконец, ещё одно подтверждение, что это самолёт Гастелло: обломок с биркой от двигателя с серийным номером 87844 – именно такой номер был на его самолёте.
Что же касается самого пилота – никаких материальных следов его. Как не оказалось следов и двух офицеров штурмана и командира самолета!
Поэтому независимые исследователи http://grimnir74.livejournal.com/5809763.html вправе были писать:
"Да, всё сошлось. Очень похоже, что он в последний момент выпрыгнул с парашютом.
Теперь понятно, почему понадобился месяц, чтобы раскрутить «героический подвиг» капитана Гастелло.
Довольно невнятные, без каких-либо подробностей, рапорты Воробьёва и Рыбаса, по всей видимости, не давали оснований командованию и полка, и дивизии усмотреть таковой в происшедшем.
Дивизия несла большие потери: самолёты вынуждены были вылетать на очередную бомбёжку без сопровождения истребителей, значительная часть которых погибла на аэродромах в первые же часы войны.
А начальство требовало результат, который хоть как-то оправдывал бы потери. Возможно, в той нервной сумятице и сработали рапорты двух названных лётчиков.
Уходя после бомбёжки, видели столб дыма от упавшего самолёта Гастелло?
Ага, вот она зацепка. А что, если представить его гибель, как огненный таран?
И «наверх» пошло донесение.
А дальше, как уже говорилось, вечерняя сводка о «героическом подвиге», очерк в «Правде» …
И пошло-поехало. Не исключено, что Воробьёва и Рыбаса заставили переделать рапорты."