Пять глаз, смотрящих в никуда - стр. 4
– Неверные. Неправедные. Как она. Как этот.
Полина всем видом показывала: «Мне важно ваше мнение». Раз призрак заговорил, получается, хочет быть услышанным. Отец учил: потусторонцы не раскрывают рты просто так. Правда, Полина еще ни разу за все годы охоты не узнала от них ничего ценного. Призраки либо ругались, либо жаловались, либо – что от них и требовалось – раскрывали свои маленькие тайночки. Иногда, чтобы потусторонцы наконец заговорили по делу, приходилось надавливать.
– Этого, говорит, не тронь. А этих-то трону. Ох трону. Неверные. Неправедные. Как она.
Полина разочарованно вздохнула. Вот опять: никакой стоящей информации. Просто жалобы – по кругу, по кругу, целую вечность. Хозяин ни в убийстве не признается, ни тайн вселенной не откроет. Пора кончать с ним. Остается лишь выбрать метод.
Отец досконально изучил это семейство потусторонцев: пассажиры, после бесцветных недотыкомок, встречались чаще всего. Такие призраки изо всех сил цеплялись за прежнюю оболочку и жизненный уклад. Логично, что на них эффективно действовали предметы, связанные со смертью. Горстка земли с кладбища, стружка с гроба, лоскут вдовьей вуали. Против особо крепких – прядь волос, взятая с их же трупа. Нечто, что напомнит мертвецу, откуда он прибыл и куда ему незамедлительно стоит вернуться.
Отец сравнивал их с пассажирами, не знающими, что их поезд ушел. Перепутали расписание, приехали на вокзал, почитывают «Петербургский листок» и охлаждаются продукцией «Новой Баварии» – кто пивом, кто квасом. Ждут и не понимают, что никуда уже не поедут.
Хозяин дачи толкался на вокзале больше столетия.
Полина вынула из сумочки перо ворона – подобрала на Смоленском, когда гуляла там три дня назад. В голове прозвучало: «Ты со мной и не со мною – рвешься в дальние края. Оплетешь меня косою и услышишь, замирая…» – и Полина с тоской подумала: «А папа продолжил бы: мертвый окрик воронья!»
Применить перо она не успела. Призрак замер сам по себе, глядя Полине за спину. Гамму эмоций, отразившуюся на его лице, редко можно было увидеть даже у живого человека. Ненависть и страсть, как два рыцаря на турнире, схлестнулись в темных глазах.
– Стерва! – прохрипел призрак. – Дражайшая!
Полина обернулась. В дверях, не касаясь ногами пола, покачивалась дама, туго затянутая в малиновое платье. Незнакомка была бы чудо как хороша – бездонные глаза, аккуратный тонкий нос, белоснежные покатые плечи, – если бы не одно но. Голова у нее была почти отрублена и держалась, как говорится, на честном слове.
Малиновая дама ядовито и чарующе улыбнулась пухлыми губами. На щеках появились ямочки. Полина сразу отметила: не пассажирка. Другое семейство, куда более опасное и непредсказуемое. Папа называл их нарциссами.