Пять глаз, смотрящих в никуда - стр. 16
Полина поежилась. Славное и страшное вышло тринадцатилетие. Остальные дни рождения, по просьбе Полины, проходили без подарков.
Вот и вчерашний обошелся без них. Как, впрочем, и без поздравлений.
– На полу, в дальнем углу, – вновь направил Ипполит Аркадьевич. – Зеленые волосы.
В стае воронят, свивших гнездо на галерке, выделялась одна птица. Тоже в черном, глаза густо подведены и словно заплаканы, из-под цилиндра свисают спутанные водоросли волос. Ни дать ни взять русалка с залива, так долго плескавшаяся на мелководье, что наставила себе синяков. Предплечья, шея – всюду, где кожу не скрывала одежда, виднелись фиолетовые кровоподтеки и бордовые ссадины.
«Совсем молодая, не подходит», – сразу решила Полина.
Девушка по виду была ее ровесницей – лет семнадцати-восемнадцати, но Полина всегда ощущала себя старше своих лет. Она не была готова отвечать за неопытного и, скорее всего, эмоционально неуравновешенного птенца. По статистике, молодые люди делают больше глупостей, чем те, кто постарше. Впрочем, Полина понимала: все зависит от конкретного человека. Просто русалка, покрытая синяками и царапинами, не казалась подходящим вариантом.
– Дочка Малявина, у которого продуктовый холдинг. – Ипполит Аркадьевич пригубил вина и подался вперед. – Не сомневаюсь, что девчонка кормит всю свою шайку-лейку. Я имею в виду, платит за них, а не колбаской угощает. Это видно, когда дружат из-за денег. Хотя с нашей Машей водятся не только из-за папиного холдинга. Девчонка умеет забирать чужую боль. Одному поможет, другому, а потом выглядит, будто с лестницы загремела. Как бы в компенсацию.
– Много на ней отметин. – Полина нахмурилась.
– Друзья хорошо ею пользуются. Как пилюлями Пеля или советской мазью «Спасатель». От всего.
Потянувшись рукой к русалке, Полина ощутила привычный холод. Мелькнула мысль: нанять ее компаньонкой, но не таскать на задания, а посадить за бумажную работу. Будет заполнять экселевские файлы с заказами вместо Ипполита Аркадьевича. Чем плохо? А дармоеды пусть сами лечатся. Полина окинула компанию презрительно-суровым взглядом, достойным старушки, подозревающей молодежь в поголовной наркомании.
Рука задрожала и резко метнулась в сторону, будто кто-то ударил по ней. Бокал, стаканы, бутылка – все полетело на пол и со звоном разбилось, уцелели лишь тарелки. Полина изумленно посмотрела вниз, потом на руку и, наконец, туда, куда она указывала.
В ракушке, возле рояля, стояла девушка – высокая, чуть угловатая и хлесткая, как ливень в полночь. Она была старше Полины, но ненамного, лет на пять. Алое платье блестками растекалось по телу, на шее полыхала лента того же цвета. Черты лица были грубоваты, словно у статуи, которую высек из камня не скульптор, а сам ветер. Твердую линию подбородка и острые скулы смягчали невесомые пепельные локоны. Широко распахнутые глаза – издали было не разобрать, какого цвета, – смотрели на Полину.