Пьяный дом - стр. 4

– Смотри, я нашла твои вещи… Витёк потряс ничего не соображающей чугунной головой и увидел в углу набитый до отказа пакет и собственную куртку. Из-за плеча крупного полицейского выглядывало бледное, вытянутое лицо хозяина магазина. Витёк перевёл мутный взгляд в открытую настежь дверь крошечной бытовки. Разбитую витрину бесцеремонно и весело освещало поднимающееся зимнее солнце, сообщая всем присутствующим о наступлении ещё одного нового дня…

Борису – 65. Когда-то, очевидно, исполнилось. Точно никто, по-моему, не знает. Возможно, даже он сам. Есть люди, которые уже в 28 – Светланы Геннадиевны или, к примеру, Вячеславы Николаевичи. Только так. На «вы», что называется, и шёпотом. И есть те, что в Лёнчиках или, скажем, в Ирочках бегают до пенсии. А иногда и после неё. Вот и Боря, всегда Боря. В самом крайнем случае – Борис. Мне его, в своё время, именно так и представили: а это, дескать, наш Боря. Ему тогда, наверное, лет под шестьдесят было. И представил его подобным образом тридцатилетний «мальчишка». Я увидела перед собой невысокого, плотного человека, с круглым, улыбающимся лицом и выразительными карими глазами. Боря – наполовину армянин. Но старается этого не афишировать. Потому что считается, что нельзя (дальше будет почти по Довлатову, только он писал о евреях), быть одновременно и армянином и пьющим человеком. Бытует, скажем так, такое мнение. Глубоко проникшее в сознание народных масс. Вот представители армянской диаспоры, широко представленной в нашем крае, ему и намекнули, мол, не позорь нацию, в самом-то деле. Вспомни, в конце концов, что в тебе течёт благородная кровь, которую ты безжалостно отравляешь, поглощая разнообразное пойло, причём часто в количестве, далеко превышающем понятие культуры пития. То есть, наверняка, что-то в этом роде было сказано, в связи с чем, Боря не сильно усердствовал, когда речь заходила о его национальности. Он, как бы это выразиться, немного стеснялся.

Но, тем не менее, каким-то образом эти два, можно сказать, диаметрально противоположных качества, умело в себе совмещал. Хотя то, что он, не славянин, всё равно очень хорошо видно. Против натуры, как говорится, не попрёшь. Вот такую монументальную дилемму всю свою жизнь, впрочем, забегая вперёд, добавим, что совершенно безрезультатно, и пытался разрешить Боря. Он не мог, по вполне очевидным причинам перестать быть армянином и не мог, по соображениям более глубинного плана, не пить.

Всю жизнь Борис считал, что живёт не своей жизнью. И для этого, надо заметить, особенно если встать на его позицию, были-таки все основания. Его отец-армянин работал сапожником и, по словам Бориса, считался отличным мастером. И к тому же, разрушая все мифы и представления, бытующие повсеместно об этой профессии, был тихим и богобоязненным человеком. Хотя, справедливости ради, следует сказать, что эти замечательные качества не помешали ему, будучи женатым человеком, завести роман на стороне с одной, приятной во всех отношениях, русской барышней. Со своей женой детей у Бориного отца всё не было, а вот его подруга в скором времени родила глазастого, симпатичного мальчишку с небольшим, правда, изъяном – кривошеей. Жена отца выдвинула ультиматум, что-то вроде того, или я, типа, или она. Благородный сей муж, слегка поразмыслил, представил, как сзади строго и бдительно следит за его решением весь армянский народ, вздохнул, возможно, и отступился. Давая тем самым понять своей не вполне законной симпатии, что, мол, прости, конечно, но, сама понимаешь, погуляли и будя. Дальше – больше. Ничтоже сумняшися, эта бойкая девица, едва придя в себя после родов надела сыночку на шейку серебряный крестик, чмокнула хотя бы, надо полагать, в смуглую щёчку и завернула в красивое одеяльце, как нам хотелось бы надеяться, смахивая при этом одинокую слезу. Затем положила в этот конверт гневную записку с описанием непробиваемой доказательной базы да ещё и в хронологическом порядке обличавшую бедного сапожника со всех сторон. Присовокупила бутылочку с молоком, и принесла к дому, как бы сейчас сказали,