Пьяный дом - стр. 11
– Жаль, что отец заявление не захотел написать на тебя, – вставила баба Тася, – снова пожалел сыночка-подонка…
– Ох, чую, договорится кто-то у меня сёдни … – играя желваками и страшно оскалившись, напирал на неё Толик. Зинаида тянула пожилую соседку за калитку:
– Идём, тёть Тась, не надо… Баба Тася нехотя вышла, но затем остановилась и упрямо, даже с каким-то вызовом добавила:
– А я вот напишу! Я там всё расскажу, что ты за гнида такая, как ты жену с матерью колотил, как над дитём родным изгалялся, и как отца убил…
– Что-о!? Ах ты ж…
…Толик, пошатываясь, откинул в сторону кусок соснового бруса, которым собирался запустить вслед быстро удалявшимся женщинам, достал из кармана отцовской спецовки, лежащей на поленнице, зажигалку, полностью оторвал верхнюю часть измятой и наполовину выпотрошенной сигареты и с жадностью закурил.
– Балаболка … – он грязно выругался, – Пиши, пиши… А я погляжу, как это у тебя получится, с оторванными-то руками, ведьма старая… Воспитатели, мать их…– Толян снова выпустил тяжёлую бранную очередь, – Отец, вон тоже всё учил жизни… Иди учись, иди работай… Вот и договорился… Да он и не помнит, чтобы прям бил его, – Толик пожал плечами, – так, оттолкнул малость, чтоб деньги взять. Толя обжёг губы, со злостью отшвырнул окурок и пошёл к дому. – Да он и взял-то, боже мой, шуму сколько лишнего, всего двести рублей. Ну, может ещё от двери папаню слегка шуганул, а нечего под ногами путаться и проход загораживать, когда у человека всё нутро огнём жжёт… Да он, Толик, сам вчера чуть богу душу не отдал, пока деньги эти клянчил. Сколько можно! Удовольствие отцу, наверное, доставляет унижение собственного сына. Тот ему про Фому, а он те про Ерёму… Он к нему, понимаешь, по-людски, мол, батя, будь человеком, маюсь жутко, выдай, хоть на чекушку, сердце останавливается, потом ледяным обливаюсь, а он ему: «Когда работать начнёшь?!» Да он, Анатолий Кислицин, инвалид третьей группы, между прочим, у него три пальца на левой руке неподвижные. Это он однажды руку неаккуратно под опускающийся короб с подшипниками сунул, ну, ясное дело, выпивши был, ну а как же… Стал бы он такой ерундой трезвый страдать… А весу в том кубе – ого-го! Вот и ходит теперь, клешнёй этой размахивает. Так что, спасибо, конечно, но поработал уже…
На самом деле с настроением у Толика всё было в порядке, главным образом, потому, что деньги он нашёл сразу. А ворчал уже просто по давнишней, застарелой привычке оправдать себя хотя бы в собственных глазах и снова почувствовать себя в роли незаслуженно и, главное, невинно пострадавшей жертвы. Он открыл холодильник, тоже, просто так, как делал это раньше, в какой-то прошлой, уже почти и не в своей жизни. Потому что аппетита тоже не было. Для того чтобы он появился, ему надо было сходить в магазин. Последние годы он ни ел уже, он закусывал. Да и то, далеко не всегда.